Луис де камоэнс - биография, информация, личная жизнь. Смотреть что такое "Камоэнс, Луис де" в других словарях

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Луис де Камоэнс
Luís de Camões
220px
Имя при рождении:
Псевдонимы:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Полное имя	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Дата рождения:
Место рождения:
Дата смерти:	Ошибка Lua в Модуль:Infocards на строке 164: attempt to perform arithmetic on local "unixDateOfDeath" (a nil value).
Место смерти:
Гражданство (подданство):	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Род деятельности:	поэт, драматург
Годы творчества:	с Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). по Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Направление:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Жанр:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Язык произведений:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Дебют:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Премии:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Награды:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Подпись:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
[[Ошибка Lua в Модуль:Wikidata/Interproject на строке 17: attempt to index field "wikibase" (a nil value). \|Произведения]] в Викитеке
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Ошибка Lua в Модуль:CategoryForProfession на строке 52: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Луи́с де Камо́энс (Луи́ш Ваш ди Камо́йнш , порт. Luís Vaz de Camões ; около (1524 ) , предположительно Лиссабон - 10 июня , Лиссабон) - португальский поэт, живший в XVI веке , автор поэмы «Лузиады ».

Детство и юность

Сведения о жизни Камоэнса чрезвычайно скудны и иногда противоречивы. Считается, что Камоэнс родился в 1524 году , предположительно в Лиссабоне . Он происходил из старинного и богатого галисийского рода, один из членов которого, Васко Пирес де Камоэнс (порт. Vasco Pires de Camões ), в 1370 году бежал по политическим причинам в Португалию . Он был не только выдающимся воином, но и блестящим поэтом-трубадуром . Дед поэта по материнской линии, Антао, был женат на родственнице Васко да Гама . По некоторым сведениям, мать Камоэнса, дона Ана (порт. Ana de Sá e Macedo ), умерла очень рано; отец его, Симон (порт. Simão Vaz de Camões ), женился вторично и уехал в Индию капитаном корабля. Близ Гоа он потерпел кораблекрушение и вскоре умер, весть о чём дошла в Лиссабон только в 1553 году .

Детство своё Камоэнс провёл в обществе заботливой и любящей мачехи, под опекой дяди, дона Бенто, учёного монаха-аскета. Камоэнс учился в Коимбре , сначала в монастырской школе, потом в университете , где приобрёл знание языков и большую начитанность в древне- и новолатинской, греческой, испанской, итальянской и португальской поэзии и в истории общей и отечественной. В 1537-1542 годах обучался в Коимбрском университете, где Камоэнс начинает писать, примыкая в своих первых опытах к школе Са-де-Миранда ; но уже тогда в нём заметна любовь ко всему народному - к легендам, сказкам, пословицам, песням и романсам. Предположительно к университетскому периоду относится комедия «Амфитрион» (порт. Anfitriões ).

Творчество

Любовный эпизод в его жизни влечёт за собой ссору с дядей, вследствие чего Камоэнс оставляет университет, не получив учёной степени. Около 1542 года , примирившись с дядей, Камоэнс отправляется искать счастья в Лиссабон . Здесь он получает место домашнего учителя в доме графа Норонья. Впервые увидев в церкви в 1544 году фрейлину королевы Катерину де Атаиде (порт. Caterina de Ataíde ), дочь высокопоставленного придворного лица, Камоэнс тотчас же страстно влюбился в неё. Желание чаще видеться с ней побудило Камоэнса хлопотать о доступе ко двору, что и удалось ему благодаря содействию графа Норонья. Как поэт-импровизатор , драматург, режиссёр и актёр в устраиваемых им спектаклях во время придворных празднеств, Камоэнс имел случай отличаться в присутствии возлюбленной, чаще видеться с ней и искать взаимности. Любовь его не осталась тайной; она возбудила негодование семьи де Атаида; завистники и соперники втянули поэта в ссоры и неприятности, и в начале 1549 года Камоэнс был выслан из Лиссабона по указу короля.

Военная служба

В Индии он участвовал в нескольких сражениях (в Малабаре), затем провёл более года в Гоа, писал стихи, участвовал в путешествии в Мекку . Во время деятельной и полной приключениями жизни своей в Африке и Индии сам поэт, как он говорит в «Лузиадах» про Цезаря, «берётся то за меч, то за перо». По случаю вступления в должность нового вице-короля колонии Франсишку Баррету Камоэнс ставит свою пьесу «Деяния Филодема». В 1556 году за сатирическую пьесу о нравах в колонии Баррету высылает его в другую португальскую колонию, Макао , где Камоэнс получает назначение на довольно видную административную должность - смотрителя имущества отсутствующих и пропавших без вести лиц в Макао. Камоэнс заканчивает «Лузиады », но затем один из временных комендантов Макао обвиняет его в проступках по службе и увозит с собой пленным на корабле. Корабль, направляясь в столицу Сиама Аюттхаю , ошибся в навигации в Сиамском заливе, и вместо Чаупхраи вошёл в другую реку (Мэкхлонг) и сел там на мель. Поэту пришлось плыть на берег, держась за кусок дерева. При этом ему удалось спасти рукопись «Лузиад». Добравшись до Гоа, он потребовал суда и был оправдан. После различных других злоключений Камоэнсу удалось наконец «с больным сердцем и пустым кошельком» вернуться на родину (1570).

Ещё в Гоа, в 1561 году, Камоэнс получил известие о смерти своей возлюбленной; сила и продолжительность его горя доказывается многочисленными стихотворениями.

Лузиады

В поэме «Лузиады» Камоэнс воспевает потомков Луза - друга или сына Бахуса , который, по сказаниям, поселился в Португалии и был там королём. Поэма состоит из 10 песен, заключающих в себе 1102 октавы. Ни один из европейских народов не имеет национального эпоса, подобного «Лузиадам». Камоэнс воспевает всё, что составляет славу португальцев, все выдающиеся исторические события и происшествия; он рассказывает об открытии Васко да Гамы, вплетая в рассказ эпизоды из португальской истории. Горячий патриот, Камоэнс стремился обессмертить героические подвиги и национальные традиции своих соотечественников. С прелестью стиха поэма Камоэнса соединяет верную передачу фактов, так что Камоэнс может быть назван лучшим историком своей страны. Камоэнс - великий мастер рисовать картины природы; в особенности ему удается описание моря. «Португальский Гомер» был также и превосходным лириком: в его нежных и грациозных песнях, одах, элегиях и эклогах отражается вся его несчастная жизнь.

Первый сборник стихотворений Камоэнса, «Стихи, поделённые на пять частей», появился уже после его смерти, в 1595 году ; вторая часть, «Рифмы» - в 1616 году . В молодости Камоэнс написал три драматические пьесы: «Царь Селевк», «Дело Филодема» и «Амфитрион», не имевшие продолжительного успеха. Поэма Камоэнса переведена на все европейские языки, даже по нескольку раз; так, например, на французском существует 9 переводов . По-русски переводились отрывки Жуковским . Жизнь Камоэнса вдохновила многих поэтов и драматургов: Антонио де Кастильо , Фред. Галм, Деланда. Особенно известна поэма Алмейда Гаррета «Камоэнс», последние строфы которой заключают в себе жестокий упрёк соотечественникам за горькую судьбу поэта. В настоящее время слава Камоэнса чрезвычайно велика в Португалии . Горячий патриотизм, которым проникнуты «Лузиады», много содействовал пробуждению португальской национальности в 1640 году . По решению парламента в 1860 году в Лиссабоне воздвигнут памятник Камоэнсу работы скульптора Баштуша.

Посмертная слава

Творчеству Камоэнса в Португалии придаётся особое значение. День смерти Луиса Камоэнса (10 июня) отмечается португальским сообществом как День Португалии - День Камоэнса. В честь Камоэнса названы кратер на Меркурии и крупнейшая литературная премия португалоязычных стран.

Издания на русском языке

Камоэнс Л. де. Сонеты. Пер. с португ. и предисл. В. Левика. - М.: Худож. лит., 1964. - 96 с. Тираж 30 000 экз.
Камоэнс Л. де. Лирика. / Пер. с португ. Сост. Е. Голубевой и И. Хохловой; Предисл. С. Ереминой; Примеч. С. Ереминой и В. Резниченко. - М.: Худож. лит., 1980. - 303 с. Тираж 30 000 экз.
Камоэнс Л. де. Лузиады; Сонеты. Пер. с португ. / Редкол.: Н. Балашов, Ю. Виппер, К. Долгов и др.; Вступ. статья и коммент. О. Овчаренко; Сост. раздела «Сонеты» Е. Голубевой, И. Хохловой. - М.: Худож. лит., 1988. - 503 с.

Напишите отзыв о статье "Камоэнс, Луис де"

Примечания

Литература

John Adamson. Memoirs of the life and writings of Luis de Camoens (Лонд.)
A. F. de Castilho. Camões, Estudo histórico-poético (Лиссаб., 1863)
J. M. Latino Coelho. Luiz de Camões (Лиссаб., 1880)
С. Castello Branco . Luiz de Camões (Порто-э-Брага, 1880)
Garett . Memórias Biográphicas. (Лисс., 1881-1884)
С. v. Reinhardstoettner. L. von С. (Лпц., 1877)
Th. Braga . Bibliographia Camoniana (Лиссаб., 1880)
Clovis Lamarre. Camoens et les Lusiades (П., 1878)
Burton. Camoens, his Life and the Lusiades (1886)
Loiseau. Histoire de la littérature portugaise (1886)
Wilhelm Storck. Luis de Camoens Leben (Петерб., 1890)
Жуковский В. А. Сочинения в трёх томах. - М.: Худ. литература, 1980. (Т. 2. - драматическая поэма «Камоэнс»)
Камоэнс в русской литературе: Писатели о писателях / Сост. и автор вступ. ст. Т. В. Балашова; Отв. ред. Ю. Г. Фридштейн. - М.: Рудомино, 2002. - 245 с.

Ссылки

на сайте lib.ru
(порт.)
(рус.)

Ошибка Lua в Модуль:External_links на строке 245: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Отрывок, характеризующий Камоэнс, Луис де

– Это, правда, приятный сюрприз, я Вам обещаю. Вы сейчас увидите это сами!
Дверь открылась. А в неё, осторожно оглядываясь, вошла хрупкая высокая девочка... Ужас и радость на секунду сковали меня, не давая пошевелиться... Это была моя дочь, моя маленькая Анна!!!.. Правда, маленькой теперь её называть было уже трудновато, так как за эти два года она сильно вытянулась и повзрослела, став ещё красивее и ещё милей...
Моё сердце с криком рванулось к ней, чуть ли не вылетая из груди!.. Но спешить было нельзя. Я не знала, что задумал на этот раз непредсказуемый Караффа. Поэтому, надо было держаться очень спокойно, что было почти что выше моих человеческих сил. И только боязнь сделать непоправимую ошибку сдерживала мои ураганом рвавшиеся наружу бушующие эмоции. Счастье, ужас, дикая радость и страх потери одновременно рвали меня на части!.. Караффа довольно улыбался произведённым эффектом... что тут же заставило меня внутри содрогнуться. Я не смела даже подумать, что может последовать дальше... И знала, что, случись что-то ужасное, желание защитить Анну может оказаться слишком сильным, чтобы противиться Караффе... и я панически боялась, что не смогу отказать ему, чтобы он за это не попросил.
Но, к моему величайшему удивлению, его «сюрприз» оказался настоящим сюрпризом!..
– Рады ли Вы видеть дочь, мадонна Изидора? – широко улыбаясь, спросил Караффа.
– Всё зависит от того, что за этим последует, Ваше святейшество... – осторожно ответила я. – Но, конечно же, я несказанно рада!
– Что ж, наслаждайтесь встречей, я заберу её через час. Вас никто не будет беспокоить. А потом я зайду за ней. Она отправится в монастырь – думаю, это лучшее место для такой одарённой девочки, какой является Ваша дочь.
– Монастырь?!! Но она никогда не была верующей, Ваше святейшество, она потомственная Ведьма, и ничто на свете не заставит её быть другой. Это то, кто она есть, и она никогда не сможет измениться. Даже если Вы её уничтожите, она всё равно останется Ведьмой! Так же, как я и моя мать. Вы не сможете сделать из неё верующую!
– Какое же Вы дитя, мадонна Изидора!.. – искренне рассмеялся Караффа. – Никто не собирается делать из неё «верующую». Думаю, она может прекрасно послужить нашей святой церкви, оставаясь именно тем, кто она есть. А воз-можно даже и больше. У меня на Вашу дочь далеко идущие планы...
– Что Вы имеете в виду, ваше святейшество? И причём здесь всё-таки монастырь? – застывшими губами прошептала я.
Меня трясло. Всё это не укладывалось в голове, и я пока что ничего не понимала, только чувствовала, что Караффа говорит правду. Одно лишь меня пугало до полусмерти – какие такие «далекоидущие» планы у этого страшного человека могли быть на мою бедную девочку?!..
– Успокойтесь, Изидора, и перестаньте ждать от меня всё время чего-то ужасного! Вы провоцируете судьбу, знаете ли... Дело в том, что монастырь, о котором я говорю, очень непростой... И за пределами его стен, о нём не знает почти ни одна душа. Это монастырь исключительно для Ведунов и Ведьм. И он стоит уже тысячи лет. Я был там несколько раз. Я учился там... Но, к сожалению, не нашёл, что искал. Они отвергли меня... – Караффа на мгновение задумался и, к моему удивлению, вдруг стал очень печальным. – Но я уверен, что Анна понравится им. И ещё я уверен, что им будет чему научить Вашу талантливую дочь, Изидора.
– Не говорите ли Вы про Мэтэору*, Ваше святейшество? – заранее зная ответ, всё же спросила я.
От удивления брови Караффы поползли на лоб. Видимо он никак не ожидал, что я об этом слыхала...
– Вы знаете их? Вы там бывали?!..
– Нет, там бывал мой отец, Ваше святейшество. Но он потом многому научил меня (позже я дико пожалела, что сообщила ему это...). Чему Вы хотите обучать там мою дочь, святейшество?! И зачем?.. Ведь для того, чтобы объявить её Ведьмой, у Вас уже сейчас достаточно доказательств. Всё равно ведь позже Вы попытаетесь сжечь её, как всех остальных, не так ли?!..
Караффа опять улыбнулся...
– Почему Вы уцепились за эту глупую мысль, мадонна? Я не собираюсь причинять никакого вреда Вашей милой дочери! Она ещё сможет великолепно послужить нам! Я очень долго искал Ведунью, которая ещё совсем дитя, чтобы научить её всему, что знают «монахи» в Мэтэоре. И чтобы она потом помогала мне в поисках колдунов и ведьм, таких, какой была когда-то она сама. Только тогда она уже будет ведьмой от Бога.
Караффа не казался сумасшедшим, он БЫЛ им... Иначе нельзя было при-нять то, что он говорил сейчас! Это не было нормальным, и поэтому ещё больше страшило меня.
– Простите, если я что-то не так поняла, Ваше святейшество... Но разве же могут быть Ведьмы от Бога?!..
– Ну, конечно же, Изидора! – искренне поражаясь моему «невежеству», засмеялся Караффа. – Если она будет использовать своё знание и умение во имя церкви, это будет приходить к ней уже от Бога, так как она будет творить во имя Его! Неужели Вам это не понятно?..
Нет, мне не было понятно!.. И говорил это человек с совершенно больным воображением, который, к тому же, искренне верил в то, о чём говорил!.. Он был невероятно опасным в своём сумасшествии и, к тому же, имел неограниченную власть. Его фанатизм переходил все границы, и кто-то должен был его остановить.
– Если Вы знаете, как заставить нас служить церкви, почему же тогда Вы сжигаете нас?!.. – рискнула спросить я. – Ведь то, чем мы обладаем, нельзя приобрести ни за какие деньги. Почему же Вы не цените это? Почему продолжаете уничтожать нас? Если Вы хотели научиться чему-то, почему не попросите научить Вас?..
– Потому, что бесполезно пробовать изменить то, что уже мыслит, мадонна. Я не могу изменить ни Вас, ни Вам подобных... Я могу лишь испугать Вас. Или убить. Но это не даст мне того, о чём я так долго мечтал. Анна же ещё совсем мала, и её можно научить любви к Господу, не отнимая при этом её удивительный Дар. Вам же это делать бесполезно, так как, даже если Вы поклянётесь мне вере в Него – я не поверю Вам.
– И Вы будете совершенно правы, Ваше святейшество, – спокойно сказала я.
Караффа поднялся, собираясь уходить.
– Всего один вопрос, и я очень прошу Вас ответить на него... если можете. Ваша защита, она из этого же монастыря?
– Так же, как и Ваша молодость, Изидора... – улыбнулся Караффа. – Я вернусь через час.
Значит, я была права – свою странную «непробиваемую» защиту он получил именно там, в Мэтэоре!!! Но почему же тогда её не знал мой отец?! Или Караффа был там намного позже? И тут вдруг меня осенила ещё одна мысль!.. Молодость!!! Вот чего добивался, но не получил Караффа! Видимо он был наслышан о том, сколько живут и как уходят из «физической» жизни настоящие Ведьмы и Ведуны. И ему дико захотелось получить это для себя... чтобы успеть пережечь оставшуюся «непослушную» половину существующей Европы, а потом властвовать над оставшимися, изображая «святого праведника», милостиво сошедшего на «грешную» землю, чтобы спасать наши «пропащие души».
Это было правдой – мы могли жить долго. Даже слишком долго... И «ухо-дили», когда по-настоящему уставали жить, или считали, что не могли более никому помочь. Секрет долголетия передавался от родителей – к детям, потом – внукам, и так далее, пока оставался в семье хоть один исключительно одарённый ребёнок, который мог его перенять... Но давалось бессмертие не каждому потомственному Ведуну или Ведьме. Оно требовало особых качеств, которых, к сожалению, удостаивались не все одарённые потомки. Это зависело от силы духа, чистоты сердца, «подвижности» тела, и самое главное – от высоты уровня их души... ну и многого ещё другого. И я думаю, это было правильно. Потому что тем, кто жаждал научиться всему, что умели мы – настоящие Ведуны – простой человеческой жизни на это, к сожалению, не хватало. Ну, а тем, которые не хотели знать так много – длинная жизнь и не была нужна. Поэтому такой жёсткий отбор, думаю, являлся абсолютно правильным. И Караффа хотел того же. Он считал себя достойным...
У меня зашевелились волосы, когда я только подумала о том, что бы мог натворить на Земле этот злой человек, если бы жил так же долго!..
Но все эти тревоги можно было оставить на потом. А пока – здесь находилась Анна!.. И всё остальное не имело никакого значения. Я обернулась – она стояла, не сводя с меня своих огромных лучистых глаз!.. И я в то же мгновение забыла и про Караффу, и про монастырь, да и обо всём остальном на свете!.. Кинувшись в мои раскрытые объятия, моя бедная малышка застыла, без конца повторяя только одно-единственное слово: «Мама, мамочка, мама…».
Я гладила её длинные шелковистые волосы, вдыхая их новый, незнакомый мне аромат и прижимая к себе её хрупкое худенькое тельце, готова была умереть прямо сейчас, только бы не прерывалось это чудесное мгновение...
Анна судорожно жалась ко мне, крепко цепляясь за меня худыми ручонками, как бы желая раствориться, спрятаться во мне от ставшего вдруг таким чудовищным и незнакомым мира... который был для неё когда-то светлым и добрым, и таким родным!..
За что нам был дан этот ужас?!.. Что мы свершили такое, чтобы заслужить всю эту боль?.. Ответов на это не было... Да наверное и не могло было быть.
Я до потери сознания боялась за свою бедную малышку!.. Даже при её раннем возрасте, Анна была очень сильной и яркой личностью. Она никогда не шла на компромиссы и никогда не сдавалась, борясь до конца, несмотря на обстоятельства. И ничего не боялась...
«Бояться чего-то – значит принимать возможность поражения. Не допускай страх в своё сердце, родная» – Анна хорошо усвоила уроки своего отца...
И теперь, видя её, возможно, в последний раз, я должна была успеть научить её обратному – «не идти напролом» тогда, когда от этого зависела её жизнь. Это никогда не являлось одним из моих жизненных «законов». Я научилась этому только сейчас, наблюдая, как в жутком подвале Караффы уходил из жизни её светлый и гордый отец... Анна была последней Ведуньей в нашей семье, и она должна была выжить, во что бы то ни стало, чтобы успеть родить сына или дочь, которые продолжили бы то, что так бережно хранила столетиями наша семья. Она должна была выжить. Любой ценой... Кроме предательства.
– Мамочка, пожалуйста, не оставляй меня с ним!.. Он очень плохой! Я вижу его. Он страшный!
– Ты... – что?!! Ты можешь видеть его?! – Анна испуганно кивнула. Видимо я была настолько ошарашенной, что своим видом напугала её. – А можешь ли ты пройти сквозь его защиту?..
Анна опять кивнула. Я стояла, совершенно потрясённой, не в состоянии понять – КАК она могла это сделать??? Но это сейчас не было важно. Важно было лишь то, что хотя бы кто-то из нас мог «видеть» его. А это означало – возможно, и победить его.
– Ты можешь посмотреть его будущее? Можешь?! Скажи мне, солнце моё, уничтожим ли мы его?!.. Скажи мне, Аннушка!
Меня трясло от волнения – я жаждала слышать, что Караффа умрёт, мечтала видеть его поверженным!!! О, как же я мечтала об этом!.. Сколько дней и ночей я составляла фантастические планы, один сумасшедшее другого, чтобы только очистить землю от этой кровожадной гадюки!.. Но ничего не получалось, я не могла «читать» его чёрную душу. И вот теперь это произошло – моя малышка могла видеть Караффу! У меня появилась надежда. Мы могли уничтожить его вдвоём, объединив свои «ведьмины» силы!

Камоэнс Луиш де

"Имея ум, любовь, заслуги, честь..."

Имея ум, любовь, заслуги, честь,
Мы мним, что путь наш радостен и гладок,
Но Рок, случайность, время свой порядок
Наводит в мире, нам готовя месть.
Загадок неразгаданных не счесть,
Хоть на догадки разум наш и падок,
И вот она, загадка из загадок:
Что выше жизни, выше смерти есть?
Ученый муж нередко лицемерит,
Тогда как опыт к знанию приводит:
Побольше наблюдать - важней всего.
Пусть происходит то, во что не верят,
И верят в то, чего не происходит,
Вы лучше верьте в Бога одного.

Перевод В. Резниченко

"Чего еще желать? Я с юных дней..."

Чего еще желать? Я с юных дней
Раздаривал любовь, но не всегда ли
Мне злобой и презреньем отвечали?
А вот и смерть - что требовать у ней?
Жизнь хочет жить - нет правила верней.
Страданья никого не убивали,
А там, превыше всей земной печали,
Прибежище нам есть от всех скорбей.
Но смерть не спросит о моем желанье:
Ни слез, ни горя нет в ее стране.
Все потерял я в горьком ожиданье,
Зато враждой пресытился вполне.
До смерти мне осталось лишь страданье.
Для этого ль пришлось родиться мне?

Перевод В. Левика

"Мучительно за годом год идет..."

Мучительно за годом год идет,
А дней уже осталось так немного.
Но чем их меньше, тем длинней дорога,
Тем больше в сердце горестных забот.
Мой дар слабеет, и который год
Не знает радость моего порога.
И только опыт, все измерив строго,
Порой обман грозящий узнает.
Гонюсь за счастьем - вот оно! попалось!
Увы! Рванулось и опять умчалось.
Я падаю, встаю, пропал и след...
Бегу опять, зову - оно далеко.
Вперяю в даль отчаянное око...
Оно исчезло, и надежды нет.

Перевод В. Левика

"Рассталась Низе навсегда с Монтану..."

Рассталась Низе навсегда с Монтану.
Она исчезла за грядою скал,
Но в памяти пастух воссоздавал
Черты своей подруги неустанно.
Он в Индии пред хлябью океана,
На посох опершись, свой взор метал
В пучину волн, в их дышащий кристалл,
Но безответна пелена тумана.
"Любви нетленной к той, что, мне на горе,
Стенал он, - путь свершает свой далекий,
В свидетели зову я небосвод!
И если жаль тебе меня, о море,
Вдаль унеси и слез моих потоки,
Как их причину, с пеной темных вод!"

Перевод М. Талова

"Луга, леса в вечерней тишине..."

Луга, леса в вечерней тишине,
Ручей, едва журчащий на просторе,
Иль тот, что в разрушительном напоре
Шумит, катясь по горной крутизне;
Граниты скал в лазурной вышине,
Согласные в своем нестройном хоре,
Пока меня в оковах держит горе,
Отрады вы не принесете мне.
Другим стою перед тобой, природа,
Не радуясь ни краскам небосвода,
Ни весело струящейся воде.
Мне чудится пора совсем иная,
Я слезы лью, о прошлом вспоминая,
И здесь печалюсь так же, как везде.

Перевод В. Левика

"Любовь казалась сладкой мне когда-то..."

Любовь казалась сладкой мне когда-то;
В плену надежд несбыточных и грез,
Не видя притаившихся угроз,
Душа цвела, желаньями объята.
Все фальшь и ложь, чему я верил свято!
Надежды пролились ручьями слез!
К вершинам счастья Рок меня вознес,
Но тем скорей и горестней расплата.
Кто высших благ и радостей достиг,
Неисцелимой скорби предается,
Когда судьба ему изменит вмиг;
Но как бы ни был яростен и дик
Ее удар, спокойным остается,
Кто видел мир и ко всему привык.

Перевод В. Резниченко

"Воображенье! - средь пустых забот..."

Воображенье! - средь пустых забот
Ужель тебе моих несчастий мало,
Ужель тому страданий не хватало,
Кто весь свой век дорогой бед идет?
Зачем измучен вымыслами тот,
Чей взор глядит так скорбно, так устало?
Ведь и мечтать о счастье не пристало
Тому, кто знал одних лишений гнет.
Хоть объясните, мысли, убегая,
Что гонит вас, какое колдовство
Вас путает, бесовщина какая?
Не отрекайтесь в гневе от того,
Кто сам себя готов убить в печали,
Когда и впрямь вы на него восстали.

Перевод В. Левика

"Наяды, обитательницы вод..."

Наяды, обитательницы вод,
Поящих землю свежестью прохладной,
Вы видите, как праздный, безотрадный
Другой поток из глаз моих течет.
Дриады, страшен ваших стрел полет,
Они сверкнут - и пал олень громадный,
Вы видели глаза, чей беспощадный
Единый взгляд в сердца позором бьет.
Хотите видеть слезы горькой муки?
Оставьте ваши воды, ваши луки,
Идите, нимфы милые, сюда.
Здесь тусклы дни, и ночи здесь бессонны,
Но стрелы есть в глазах разящих доны,
В моих глазах - прозрачная вода.

Перевод В. Левика

"Я до безумия дошел такого..."

Я до безумия дошел такого,
Что и в жару трясет озноб меня;
Смеюсь и плачу, жизнь свою кляня;
Всего добившись, все теряю снова.
В душе смешались чувства бестолково;
Глаза влажны, хоть мысль полна огня;
Мечта, погаснув, заблестит, маня:
Очнусь - и вновь лишаюсь дара слова.
Мне чудится: земля - как облака.
Мне грезится, что час - тысячелетья
(Хоть наяву тысячелетья - час).
Чем болен я, не разберусь пока.
Но знаю: эту муку стал терпеть я,
С тех пор как повстречал, сеньора, Вас.

Перевод В. Резниченко

"Стоически, в тревогах тяжких дней..."

Стоически, в тревогах тяжких дней,
В трудах и бедах краткий век мой прожит.
Одно лишь чувство грудь мою тревожит:
Моя любовь - но и страданье с ней.
Любых отрав любовь моя сильней,
И яд, что быть противоядьем может,
Гармонию страданья уничтожит:
Ведь не мирюсь я с мукою моей.
Но сил Любовь на тонкости не тратит
И за несчастье мне несчастьем платит.
Как снег, я таю от ее щедрот.
А если б мог с несчастьем примириться,
Она начнет на горести скупиться,
Затем что с платой долг ее растет.

Перевод В. Левика

Луи́с де Камо́энс (Луи́ш Ваш ди Камо́йнш, порт. Luís Vaz de Camões. около 1524, предположительно Лиссабон - 10 июня 1580, Лиссабон) - португальский поэт, живший в XVI веке, автор поэмы «Лузиады». Этот великий поэт описал в своём произведении плавание к берегам Индии.

Детство и юность
Сведения о жизни Камоэнса чрезвычайно скудны и иногда противоречивы. Считается, что Камоэнс родился в 1524 году, предположительно в Лиссабоне. Он происходил из старинного и богатого галисийского рода, один из членов которого, Васко Пирес де Камоэнс (порт. Vasco Pires de Camões), в 1370 году бежал по политическим причинам в Португалию. Он был не только выдающимся воином, но и блестящим поэтом-трубадуром. Дед поэта по материнской линии, Антао, был женат на родственнице Васко да Гама. По некоторым сведениям, мать Камоэнса, дона Ана (порт. Ana de Sá e Macedo), умерла очень рано; отец его, Симон (порт. Simão Vaz de Camões), женился вторично и уехал в Индию капитаном корабля. Близ Гоа он потерпел кораблекрушение и вскоре умер, весть о чём дошла в Лиссабон только в 1553 году.
Детство своё Камоэнс провёл в обществе заботливой и любящей мачехи, под опекой дяди, дона Бенто, учёного монаха-аскета. Камоэнс учился в Коимбре, сначала в монастырской школе, потом в университете, где приобрёл знание языков и большую начитанность в древне- и новолатинской, греческой, испанской, итальянской и португальской поэзии и в истории общей и отечественной. В 1537-1542 годах обучался в Коимбрском университете, где Камоэнс начинает писать, примыкая в своих первых опытах к школе Са-де-Миранда; но уже тогда в нём заметна любовь ко всему народному - к легендам, сказкам, пословицам, песням и романсам. Предположительно к университетскому периоду относится комедия «Амфитрион» (порт. Anfitriões).

Творчество

Любовный эпизод в его жизни влечёт за собой ссору с дядей, вследствие чего Камоэнс оставляет университет, не получив учёной степени. Около 1542 года, примирившись с дядей, Камоэнс отправляется искать счастья в Лиссабон. Здесь он получает место домашнего учителя в доме графа Норонья. Впервые увидев в церкви в 1544 году фрейлину королевы Катерину де Атаиде (порт. Caterina de Ataíde), дочь высокопоставленного придворного лица, Камоэнс тотчас же страстно влюбился в неё. Желание чаще видеться с ней побудило Камоэнса хлопотать о доступе ко двору, что и удалось ему благодаря содействию графа Норонья. Как поэт-импровизатор, драматург, режиссёр и актёр в устраиваемых им спектаклях во время придворных празднеств, Камоэнс имел случай отличаться в присутствии возлюбленной, чаще видеться с ней и искать взаимности. Любовь его не осталась тайной; она возбудила негодование семьи де Атаида; завистники и соперники втянули поэта в ссоры и неприятности, и в начале 1549 года Камоэнс был выслан из Лиссабона по указу короля.

Военная служба

Беспомощное положение заставило его поступить на военную службу. Определённый в гарнизон Сеуты, он храбро сражался в случайных стычках, в одной из которых потерял правый глаз. После двух лет военной жизни Камоэнс вернулся в 1551 году. в Лиссабон. Во время церковной процессии он тяжело ранил высокопоставленное придворное лицо и был посажен в тюрьму. Следствие длилось 9 месяцев, и хотя поэт был помилован королём Жуаном III, это было сделано под условием отъезда на службу в Индию. В марте 1553 года отплывает рядовым матросом в Гоа. Во время шестимесячного плавания, как и во время заключения в тюрьме, Камоэнс писал первые песни прославившего его эпоса.
В Индии он участвовал в нескольких сражениях (в Малабаре), затем провёл более года в Гоа, писал стихи, участвовал в путешествии в Мекку. Во время деятельной и полной приключениями жизни своей в Африке и Индии сам поэт, как он говорит в «Лузиадах» про Цезаря, «берётся то за меч, то за перо». По случаю вступления в должность нового вице-короля колонии Франсишку Баррету Камоэнс ставит свою пьесу «Деяния Филодема». В 1556 году за сатирическую пьесу о нравах в колонии Баррету высылает его в другую португальскую колонию, Макао, где Камоэнс получает назначение на довольно видную административную должность - смотрителя имущества отсутствующих и пропавших без вести лиц в Макао. Камоэнс заканчивает «Лузиады», но затем один из временных комендантов Макао обвиняет его в проступках по службе и увозит с собой пленным на корабле. Корабль, направляясь в столицу Сиама Аюттхаю, ошибся в навигации в Сиамском заливе, и вместо Чаупхраи вошёл в другую реку (Мэклонг) и сел там на мель. Поэту пришлось плыть на берег, держась за кусок дерева. При этом ему удалось спасти рукопись «Лузиад». Добравшись до Гоа, он потребовал суда и был оправдан. После различных других злоключений Камоэнсу удалось наконец «с больным сердцем и пустым кошельком» вернуться на родину (1570).
Ещё в Гоа, в 1561 года, Камоэнс получил известие о смерти своей возлюбленной; сила и продолжительность его горя доказывается многочисленными стихотворениями.

Лузиады

В 1570 году Камоэнс добирается до Лиссабона, где начинает хлопотать о публикации «Лузиад». В 1572 году выходит в печать поэма «Лузиады», воспевающая открытие Индии Васко де Гама. Камоэнс посвятил её королю Себастиану, который назначил ему небольшую, но всё же кое-как спасавшую его от нужды пожизненную пенсию. Размер пенсии был в 4 раза ниже, чем средний доход плотника. Дополнительные деньги Камоэнсу приносил мальчик-слуга, привезённый из Мозамбика, который собирал милостыню на улицах Лиссабона. Несмотря на то, что поэма вызвала общее восхищение, творцу «Лузиад» пришлось доживать дни свои в бедности; к ней присоединилось горе о потере независимости Португалии. «Я умираю не только в отечестве, но и с ним вместе», - восклицает поэт в письме к своему другу.

Надгробие могилы Камоэнса в монастыре Жеронимуш, Лиссабон
В поэме «Лузиады» Камоэнс воспевает потомков Луза - друга или сына Бахуса, который, по сказаниям, поселился в Португалии и был там королём. Поэма состоит из 10 песен, заключающих в себе 1102 октавы. Ни один из европейских народов не имеет национального эпоса, подобного «Лузиадам». Камоэнс воспевает всё, что составляет славу португальцев, все выдающиеся исторические события и происшествия; он рассказывает об открытии Васко да Гамы, вплетая в рассказ эпизоды из португальской истории. Горячий патриот, Камоэнс стремился обессмертить героические подвиги и национальные традиции своих соотечественников. С прелестью стиха поэма Камоэнса соединяет верную передачу фактов, так что Камоэнс может быть назван лучшим историком своей страны. Камоэнс - великий мастер рисовать картины природы; в особенности ему удается описание моря. «Португальский Гомер» был также и превосходным лириком: в его нежных и грациозных песнях, одах, элегиях и эклогах отражается вся его несчастная жизнь.
Первый сборник стихотворений Камоэнса, «Стихи, поделённые на пять частей», появился уже после его смерти, в 1595 году; вторая часть, «Рифмы» - в 1616 году. В молодости Камоэнс написал три драматические пьесы: «Царь Селевк», «Дело Филодема» и «Амфитрион», не имевшие продолжительного успеха. Поэма Камоэнса переведена на все европейские языки, даже по нескольку раз; так, например, на французском существует 9 переводов. По-русски переводились отрывки Жуковским. Жизнь Камоэнса вдохновила многих поэтов и драматургов: Антонио де Кастильо, Фред. Галм, Деланда. Особенно известна поэма Алмейда Гаррета «Камоэнс», последние строфы которой заключают в себе жестокий упрёк соотечественникам за горькую судьбу поэта. В настоящее время слава Камоэнса чрезвычайно велика в Португалии. Горячий патриотизм, которым проникнуты «Лузиады», много содействовал пробуждению португальской национальности в 1640 году. По решению парламента в 1860 году в Лиссабоне воздвигнут памятник Камоэнсу работы скульптора Баштуша.

Посмертная слава

Заболев чумой, он умер 10 июня 1580 году и похоронен в церкви св. Анны. 16 лет спустя дон Гонсало Кутинью поставил на том месте, где предполагалась могила Камоэнса, надгробный камень с надписью. Лиссабонское землетрясение в 1755 году разрушило до основания церковь св. Анны. В 1855 году собрали предполагаемые останки Камоэнса и похоронили их, а в 1880 году, перед торжественным празднеством трёхсотлетия смерти Камоэнса, эти предполагаемые останки его, так же как и останки Васко да Гамы, были перенесены с королевскими почестями и похоронены в монастыре Жеронимуш, в Белеме - одним из районов Лиссабона: гроб с прахом Васко да Гамы - по левую руку, а с прахом Камоэнса - по правую руку гробницы короля Себастиана.
Творчеству Камоэнса в Португалии придаётся особое значение. День смерти Луиса Камоэнса (10 июня) отмечается португальским сообществом как День Португалии - День Камоэнса. В честь Камоэнса названы кратер на Меркурии и крупнейшая литературная премия португалоязычных стран.

Творчество

Военная служба

Лузиады

В 1570 году Камоэнс добирается до Лиссабона, где начинает хлопотать о публикации «Лузиад». В 1572 году выходит из печати поэма «Лузиады», воспевающая открытие Индии Васко да Гама. Камоэнс посвятил её королю Себастиану , который назначил ему небольшую, но всё же кое-как спасавшую его от нужды пожизненную пенсию. Размер пенсии был в 4 раза ниже, чем средний доход плотника. Дополнительные деньги Камоэнсу приносил мальчик-слуга, привезённый из Мозамбика , который собирал милостыню на улицах Лиссабона . Несмотря на то, что поэма вызвала общее восхищение, творцу «Лузиад» пришлось доживать дни свои в бедности; к ней присоединилось горе о потере независимости Португалии. «Я умираю не только в отечестве, но и с ним вместе», - восклицает поэт в письме к своему другу.

В поэме «Лузиады» Камоэнс воспевает потомков Луза - друга или сына Бахуса , который, по сказаниям, поселился в Португалии и был там королём. Поэма состоит из 10 песен, заключающих в себе 1102 октавы. Ни один из европейских народов не имеет национального эпоса, подобного «Лузиадам». Камоэнс воспевает всё, что составляет славу португальцев, все выдающиеся исторические события и происшествия; он рассказывает об открытии Васко да Гамы, вплетая в рассказ эпизоды из португальской истории. Горячий патриот, Камоэнс стремился обессмертить героические подвиги и национальные традиции своих соотечественников. С прелестью стиха поэма Камоэнса соединяет верную передачу фактов, так что Камоэнс может быть назван лучшим историком своей страны. Камоэнс - великий мастер рисовать картины природы; в особенности ему удается описание моря. «Португальский Гомер» был также и превосходным лириком: в его нежных и грациозных песнях, одах, элегиях и эклогах отражается вся его несчастная жизнь.

Посмертная слава

Издания на русском языке

Камоэнс Л. де. Сонеты. Пер. с португ. и предисл. В. Левика. - М.: Худож. лит., 1964. - 96 с. Тираж 30 000 экз.
Камоэнс Л. де. Лирика. / Пер. с португ. Сост. Е. Голубевой и И. Хохловой; Предисл. С. Ереминой; Примеч. С. Ереминой и В. Резниченко. - М.: Худож. лит., 1980. - 303 с. Тираж 30 000 экз.
Камоэнс Л. де. Лузиады; Сонеты. Пер. с португ. / Редкол.: Н. Балашов, Ю. Виппер, К. Долгов и др.; Вступ. статья и коммент. О. Овчаренко; Сост. раздела «Сонеты» Е. Голубевой, И. Хохловой. - М.: Худож. лит., 1988. - 503 с.

Напишите отзыв о статье "Камоэнс, Луис де"

Примечания

Литература

John Adamson. Memoirs of the life and writings of Luis de Camoens (Лонд.)
A. F. de Castilho. Camões, Estudo histórico-poético (Лиссаб., 1863)
J. M. Latino Coelho. Luiz de Camões (Лиссаб., 1880)
С. Castello Branco . Luiz de Camões (Порто-э-Брага, 1880)
Garett . Memórias Biográphicas. (Лисс., 1881-1884)
С. v. Reinhardstoettner. L. von С. (Лпц., 1877)
Th. Braga . Bibliographia Camoniana (Лиссаб., 1880)
Clovis Lamarre. Camoens et les Lusiades (П., 1878)
Burton. Camoens, his Life and the Lusiades (1886)
Loiseau. Histoire de la littérature portugaise (1886)
Wilhelm Storck. Luis de Camoens Leben (Петерб., 1890)
Жуковский В. А. Сочинения в трёх томах. - М.: Худ. литература, 1980. (Т. 2. - драматическая поэма «Камоэнс»)
Камоэнс в русской литературе: Писатели о писателях / Сост. и автор вступ. ст. Т. В. Балашова; Отв. ред. Ю. Г. Фридштейн. - М.: Рудомино, 2002. - 245 с.

Ссылки

на сайте lib.ru
(порт.)
(рус.)

Отрывок, характеризующий Камоэнс, Луис де

Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…

В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.

Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
Так думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при мысли о том, что наши отступают в глубь страны.

Но раз удел мой - скорби и лишенья,
Осталось мне, чтоб муку превозмочь,
Воображать былые утешенья…
Л.Камоэнс

Л.Камоэнс

У края католической земли,
Под арками затейливого свода,
Спят герцоги и вице-короли,
Да Гама и Камоэнс - спят у входа.
А.Городницкий

Да сгинет день, в который я рожден!
Пусть не вернется в мир, а коль вернется,
Пусть даже Время в страхе содрогнется,
Пусть на небе потушит Солнце он.

Пусть ночи тьма завесит небосклон,
Чудовищ сонм из ада изрыгнется,
Пусть кровь дождем из туч гремящих льется
И сын отца убьет, поправ закон.

Пусть люди плачут и вопят, не зная,
Крепка ль еще под ними грудь земная,
Не рушится ли мир в бездонной мгле.

Не плачьте, люди, мир не заблудился,
Но в этот день несчастнейший родился
Из всех, кто был несчастен на земле.

Луис де Камоэнс (в португальском произношении - Луиш Камойнш) является уникальным олицетворением непризнанного, много выстрадавшего, неоднократно судимого при жизни гения, который спустя столетия стал вровень с флагом, гербом и гимном Португалии. Как в наше время Фернандо Пессоа, Камоэнс стал эпонимом для Португалии *. (* Эпоним (букв. давший имя) - божество, герой или легендарный человек, в честь которого называют исторические, географический или иные объекты) Я не преувеличиваю: празднуемый 10 июня каждого года День Португалии или День Камоэнса ныне приурочен к дню смерти величайшего национального поэта, поруганного, изгнанного и доведенного до крайней степени нищеты при жизни.
Кстати, история Португалии была во многом созвучна истории жизни Камоэнса: его путь трагически повторял взлеты и падения страны, для которой в краткие сроки великолепие мировой державы сменилось позором сокрушительных военных поражений и утратой национальной независимости.
Непризнанный при жизни, Камоэнс со временем стал самым чтимым португальцем, единственным португальским поэтом мирового значения, по стихам которого современные дети изучают историю своей страны, а влюбленные объясняются волшебными строками некогда неугодного и обездоленного «принца поэтов». Ныне Камоэнса считают величайшим лириком «Осени Средневековья», а его сонеты заслуженно ставят вровень с замечательными сонетами Уильяма Шекспира.
Даже биография Орфея с берегов Тежо в значительной части является плодом фантазий его почитателей, настолько незначительны и скупы документально засвидетельствованные факты и сообщения современников. Мы не знаем ни дня, ни даже года рождения Камоэнса. Исследователи предполагают, что он появился на свет в конце 1524 – начале 1525 года в Лиссабоне. О детстве и юности Луиса известно лишь то, что он происходил из старинного галисийского рода, став последним представителем медленно угасавшего дворянского рода. Дед поэта по материнской линии, Антао, был женат на родственнице Васко да Гама. Мать Луиса, дона Ана, умерла очень рано, а отец, Симон де Камоэнс, вторично женился и служил в Индии капитаном корабля. Близ Гоа он потерпел кораблекрушение и вскоре умер, о чем в Лиссабоне стало известно лишь в 1553 году.
Луис рос сиротой в семье заботливой и любящей мачехи и под опекой дяди, ученого монаха-аскета дон-Бенито. Именно они дали Луису прекрасное по тем временам образование: монастырская школа и затем университет в Коимбре, тогдашнем центре португальской культуры. Здесь будущий поэт изучал античную литературу, философию, историю, юриспруденцию, языки, творчество величайших мировых поэтов. К этому же периоду (1537–1542) относятся его первые поэтические опыты, в их числе - комедия «Амфитрион», вольное переложение одноименной комедии Плавта.
Юноша был очень влюбчив, и первое же сердечное увлечение привело его к ссоре с опекуном: Луис оставил университет, так и не получив ученой степени. Около 1542 мы обнаруживаем его уже в Лиссабоне, где он получает место домашнего учителя в доме графа де Линьярес, сын которого дон Антонио де Норонья стал ближайшим другом поэта. Увы, Антонио погиб в возрасте семнадцати лет.
Впрочем, невзирая на первые жизненные удары, поначалу судьба была благосклонна к гордому, дерзкому, вспыльчивому, опрометчивому и блестяще эрудированному молодому человеку, рано покорившему королевский двор поэтическими импровизациями. Но не знавший удержу, буквально фонтанирующий остроумием и нелицеприятными филиппиками юноша явно недооценил пакостность, завистливость и беспощадность «сливок общества». Знать припомнит дерзкие выходки юного гения, когда он «поднимет свой взор» сначала на дочь королевского казначея Виоланту (по другой версии - фрейлину королевы Катерину де Атаиде), а затем - того страшнее - на прекрасную престолонаследницу инфанту Марию. Их разделяла непреодолимая социальная пропасть, но у Луиса как поэта-импровизатора, драматурга, режиссера и актера придворных празднеств, была возможность отличиться в присутствии возлюбленной, видеться с ней и даже искать взаимности.

Она прекрасней херувимов Рая,
В ней всё, чем вправе небеса гордиться.
Лица румянец роз не устыдится,
Веселой красотой обворожая.

Безнадежная любовь явно сводила молодого поэта с ума:

Неужто я неровня Вам, и мне
Всю жизнь страдать придется терпеливо?
Но кто достоин Вас? Такое диво
Пожалуй, встретишь только лишь во сне.

Поэт не мог не выдать свою влюбленность во вполне невинных стихотворениях, вызвавших, однако, монарший гнев, гильотиной обрушившийся на «наглого волокиту». Ко всему тому завистники так или иначе втягивали поэта в интриги, ссоры и неприятности, и в начале 1549 года по указу короля «выскочку» и «наглеца» удалили от двора и изгнали из Лиссабона в провинцию Сантарем.
Вообще говоря любовь Луиса к придворной даме относится скорее к многочисленным мифам и легендам о жизни Камоэнса, чем основана на исторических документах (отсюда и указанная неопределенность в отношении «дамы сердца»). Да и вся история его «изгнания» весьма проблематична. Хотя это слово часто мелькает в его стихах, оно скорее означает «отверженность», даже просто «перемену места». Вполне возможно и даже вероятно, что он покинул Португалию добровольно, но здесь важно иное: поэт всю жизнь ощущал себя разоренным изгоем, и немаловажными причинами, заставлявшими Камоэнса пускаться в авантюры и рисковать жизнью, были беспомощность и нищета. Именно они вынудили его поступить на военную службу.
Так начался тяжелый и долгий период скитаний, суровых лишений, отчаянной борьбы за выживание… Под давлением обстоятельств завербовавшись в солдаты, поэт два года провел в военном гарнизоне Сеуты (Марокко), этого португальского форпоста в Африке. В написанных здесь стихах он говорит о «жестоком Роке», отторгнувшем его от «былого блаженства» и изгнавшем из мира, в котором он был счастлив. В элегии «Овидий, муж из Сульмоны, изгнанник…», Луис прямо сравнивал себя с римским поэтом, окончившим жизнь вдали от родины.

Мы со слезами с Родиной прощались,
К брегам далеким обращая взоры,
Но час настал, когда очам предстала
Лишь синь небес да волн могучих даль…

Спустя два года молодой человек вернулся в Лиссабон (1551), но здесь вновь сказался бурный и неконтролируемый нрав поэта: во время церковной церемонии в честь Тела Господня он легко ранил королевского стремянного Гонсалу Боржеша и оказался в тюрьме. Поэту было предъявлено двойное обвинение - в оскорблении величества и святотатстве, грозившее смертной казнью. Впрочем, ему повезло: выздоровевший царедворец великодушно простил обидчика, а король Жоан III после 9- месячного следствия в приказе о помиловании от 7 марта 1553 года предоставил Камоэнсу свободу, тем более, что молодой дворянин уже три года назад завербовался для несения службы в Ост-Индии. Кстати, находясь во время следствия в тюрьме, Камоэнс изучил «Историю открытия и завоевания португальцами Индии» Фернана Лопеша де Каштанеды и позже использовал ее при создании главного произведения своей жизни.
В последующие годы Vita Nova Камоэнса полностью соответствовала канонам военной и колониальной службы: постоянные опасности, лишения, разъезды, полуголодное существование, игра со смертью, жизнь в ужасающих условиях временных поселений вплоть до землянок. Во время поездки в Индию Камоэнс сам прошел путь Васко де Гамы и героев своего главного произведения («Лузиад»). Два раза поэта ранили в сражениях, он лишился глаза, потерял боевых друзей, попал в неволю, а выйдя на свободу, искал утешения в ласках смуглокожих туземок. К нему самому полностью относятся строки, написанные поэтом в эпитафии другу по скитаниям:

В прекрасной Португалии рожденный,
Я вырос на зеленых луговинах,
Но, вредоносным воздухом убит,
Вблизи утесов Африки пустынных
Я кинут рыбам в океан бездонный
И родиной возлюбленной забыт.

В Индии поэт участвовал в нескольких сражениях, более года провел в Гоа, писал стихи, участвовал в путешествии в Мекку и в военной экспедиции вдоль Малабарского берега. Во время полной приключениями жизни в Индии поэт, сравнивая себя с Цезарем, писал в «Лузиадах», что «берется то за меч, то за перо». Предприняв торговое путешествие по Индийскому океану, Камоэнс заболел на Молукках тропической лихорадкой, чуть было не унесшей его в могилу. Его настроения этого периода передает написанная в Индии канцона-исповедь «Приди ко мне, мой верный секретарь…»:

Я не встречал людского состраданья;
При первой же опасности пошли
Мои друзья против меня со всеми;
А дальше - не осталось и земли:
Куда б я мог ступить; и для дыханья
Не стало воздуха; распалось Время
И Мир; сколь тяжко этой тайны бремя:
Родиться, чтобы жить, и не имея
Для жизни ничего, чем можно жить…

Несчастья, как ваш заговор жесток!
Вы каждый день вершите злодеянье.
Ужель до гроба мой удел - страданье?
Я так измучен, сократите срок!

В стихах этого периода доминируют экзистенциальные темы бездомности, «червя земного» и жизненного рока. Вряд ли судьба человека с даром, характером и мироощущением великого поэта могла сложиться иначе: будучи пришельцем из будущего, он имел совсем иные ценности и цели, чем большинство его современников.

О вы, кто честным изменил дорогам,
Чья цель одна: довольство и покой,
Вы блага жадной ловите рукой…

В 1556-м Камоэнс получил должность в португальском Макао, но жестокая планида окончательно покинула его: вскоре его обвинили в проступках по службе, арестовали и направили для разбирательства то ли в тюрьму столицы Сиама, то ли в Гоа. По пути поэт попал в очередное приключение, едва не стоившее ему жизни: корабль вместо Чаупхраи вошел в широкое устье Меконга и сел там на мель. Чтобы спастись, Луису пришлось плыть на берег, держась за кусок дерева. Но даже в столь тяжелых обстоятельствах он спас единственную свою ценность - уже готовую рукопись «Лузиад». Но, как гласит одна из легенд, в морских волнах на его глазах утонула возлюбленная, прекрасная китаянка, с которой он жил в Макао и воспел под именем Динамене.
Добравшись до Гоа, Камоэнс потребовал суда и был оправдан. Радость оправдания омрачили два обстоятельства: по прибытии в Гоа он дважды угодил в тюрьму за просрочку долга ростовщику и по обвинению в растрате. Здесь же он получил известие о смерти возлюбленной; о силе и продолжительности горя свидетельствуют многочисленные скорбные стихотворения поэта. Дальнейшие странствия по пути на родину привели поэта в Софалу на восточном побережье Африки, где он провел еще два года, не имея средств и возможности добраться до дома.
Стоит ли после всего сказанного удивляться изменению тональности его поэзии, с которой он никогда не расставался, как и с оружием? Все приглушеннее в стихах Камоэнса звучат оптимистические и жизнелюбивые нотки и все чаще им на смену приходит мотив пронзительного трагизма человеческого существования, безжалостной судьбы, разрушающей жизнь человека и даже божественную гармонию мира.

Ведь если правда, если непреложно,
Что боль одна предшествует другой,
То счастье для меня уж невозможно.

Иль нет закономерности такой?
Увы, недаром сердце так тревожно:
Не ведать счастья - горький жребий мой.

* * *
Зачем Надежда лжет мне, как всегда,
Зачем Судьба скликает беды снова?
Не может быть возврата для былого,
И вспять не обращаются года.

Так пусть идут, проходят без следа
Свидетелями жребия людского,
Один всегда отличен от другого,
Но и с мечтой не сходен никогда.

Что так любил я, с чем душа сроднилась,
Все стало чуждым, все переменилось,
Я постарел, утратил к жизни вкус.

Меня Судьба замкнула в круг проклятый,
Но Время - счастья злобный соглядатай -
Надежд убитых множит тяжкий груз.

* * *
Кто отнял радость у меня былую -
Единственное, чем я был богат, -
В непрочный наш союз внеся разлад
И вам назначив путь в страну чужую?

По чьей вине я плачу и тоскую
О днях, которых не вернуть назад,
Когда я столько испытал услад,
За ветреной мечтой бредя вслепую?

Я знаю: сотворила это зло
И на меня накликала беду
Фортуна, от которой нет защиты.

Смиритесь те, кому не повезло:
Нельзя переменить свою звезду,
Для вас к спасенью все пути закрыты.

По словам А.С.Пушкина, в сонетах и секстинах, написанных в годы изгнания на военных бивуаках, стихами «скорбну мысль Камоэнс облекал». Действительно, в своей поэзии он настойчиво искал ответы на извечные экзистенциальные проблемы человеческого бытия.
Вопреки утверждениям некоторых биографов, в Индии Камоэнс не разбогател. За недостатком средств даже возвращение Камоэнса на родину растянулось на два мучительных года с долгой задержкой в Мозамбике. Только в 1570 году он прибыл в Лиссабон с единственным богатством, привезенным из-за океана, - рукописью «Лузиад» *. (* «Лузиады» означает «сыны Лузитании» или «португальцы», потомки мифического основателя страны Луза, сына (или друга) Вакха. Неточный перевод «Лузиад» обязан своим происхождением классическим эпопеям - «Илиаде» и «Энеиде»).
Подлинной силы и глубины талант Камоэнса достиг в главном произведении его жизни - поэме «Лузиады», в которой история создания Португалии и открытие Индии Васко да Гамой, что «повергло в изумленье все народы…», представлены в виде гениального поэтического эпоса, вызвавшего восхищение. «Луизиады» - уникальное творение, соединившее правду исторических фактов с поэтическим мастерством. Поэма состоит из 10 песен, в которых «Португальский Гомер» воспел всё, что составляло славу португальцев: открытия новых земель, героические подвиги и национальные традиции своей страны. Каждая «песнь» поэмы заключает в себе один эпизод долгого плавания Васко да Гамы в Индию. Впрочем, исторический маршрут Васко де Гамы совмещен со странствиями самого Камоэнса, а история его путешествия пропущена сквозь строки его собственного дневника.

Мифология и построенная на ней картина космоса, с одной стороны, и пышная природа открываемых португальцами мест, с другой, дают автору возможность создать редкое по богатству поэтической фантазии произведение, обилием словесных украшений напоминающее вычурную португальскую готику.

Вы видели, что этому народу,
Что мал числом, хотя велик душою,
Пришлось в боях отстаивать свободу
И сбросить мавров иго вековое.
Пришлось преодолеть судьбы невзгоды,
С Кастилией сражаясь молодою.
В сраженьях Португалия рождалась
И славою сынов своих держалась.

Структура «Лузиад» наследует стиль великих эпопей древности, прежде всего «Одиссеи» и «Энеиды». Внешне следуя канонам Виргилия, Камоэнс пытался стилистически совместить героический эпос с песней. Здесь сказывалось также влияние Ариосто, галисийских трубадуров, рыцарских романов и хроник, описания морских приключений. Но это - первая из великих поэм, сюжет которой взят не из исторического предания, а из эпохи, близкой поэту и пережитой им самим.

Герои поэмы - подлинные, а не вымышленные лю-ди - буквально из ничего создают португальское государство, отвоевав его земли у арабов и кастильцев, насаждают в нем культуру, просвещение и христианскую нравственность, а затем, «в скорлупках легких рея над пучиной», выходят на просторы мирового океана, «открывая миру новые миры».

Так сокровищница мировой литературы пополнилась новым шедевром, о котором с восхищением будут отзываться лучшие умы человечества: Вольтер, Монтескье, Гюго, Сервантес, Тассо, Гумбольдт… «Лузиады» по праву заслужат титул «самой национальной поэмы земли», ибо ни в одном другом поэтическом произведении не будет явлен миру так ярко и убедительно духовный склад целого народа. Не случайно многие годы после того, как Португалия потеряет свою независимость и перейдет под власть Испании, «Лузиады» становятся гимном Камоэнса былому величию своих предков, рождая в сердце каждого португальца любовь к попранной родине…
…Романтик по натуре, к тому же родившийся в стране, овеянной ветрами Великих Географических Открытий, Камоэнс был создан первооткрывателем. Автор новаторских для своего времени сонетов, в поэме «Лузиады» он, подобно Васко да Гама, подарил миру целую страну - Португалию, ее людей, ее историю и поэзию.

«Лузиады» часто рассматривают как поэтическую энциклопедию эпохи Великих Географических Открытий, пропитанную реализмом «чистой и обнаженной правды», личной инициативы, освобождения личности и свободы чувств.
Герои «Лузиад» - люди, дерзнувшие нарушить «заповедные пределы», богоравные титаны, познавшие запредельные возможности человеческих сил. Кто-то подметил, что в поэзии Камоэнса доминируют понятия «безграничность», «безмерность», «величие», которые соединены не только с «деяниями» и «славой», «бессмертием» и «гордостью», но и «страданием», «болью», «одиночеством», «тоской» - понятиями, которыми столь щедро судьба насытила жизнь самого поэта.
В строфах поэмы, обращенных к королю, звучит мысль о том, что сотворенный гением поэта героический и многокрасочный мир, увы, стал частью безвозвратного прошлого. В нынешней реальности больше нет места ни героизму, ни бескорыстию, ни самоотверженности, ни любви, ни рыцарственному служению королю и народу.
Песни поэмы насыщены авторскими отступлениями самого разного характера - лирическими, философскими, медитативными - в них поэт размышляет о природе человека, времени, смерти. Время, изменяющее облик мира и несущее печальные перемены, проходит через всю философскую лирику Камоэнса: «Времени противостоят воспоминания: поэт-изгнанник живет иллюзией присутствия утраченного в его душе, идеалом, запечатленным в его сознании».
Горячий патриотизм, которым пропитаны «Лузиады», во многом содействовал пробуждению национального самосознания португальцев, поэтому ныне имя их создателя связывают с понятием чести нации. Именно поэтому День Португалии совпадает с печальной датой ухода из жизни величайшего национального поэта.
Ныне поэма Камоэнса переведена на все европейские языки, а его героическая жизнь продолжает вдохновлять многих поэтов и драматургов: Антонио де Кастильо, Фредерик Галм, Деланда. Особенно известна поэма Альмеида Гарретта «Камоэнс», последние строфы которой заключают в себе жестокий упрек соотечественникам за горькую судьбу поэта.
Перу Камоэнса принадлежат также комедии на античные сюжеты об Амфитрионах, царе Селевке и Филодеме. Первый сборник лирических произведений Камоэнса увидел свет только в 1595 году, через пятнадцать лет после смерти поэта. В лирике Камоэнса слышны отголоски народной песни, поэзии Ариосто и Петрарки, а также пришедшего из Италии «нового сладостного стиля».
Основной, - я бы сказал навязчивый мотив лирики Камоэнса - это преследование человека судьбой, фортуной, роком. Можно сказать, что Камоэнс в этом отношении намного упредил экзистенциальную концепцию абсурда человеческого существования: в его поэзии вопреки гуманистической традиции, человеческая жизнь предстает как всеобщий разлад, опустошенность, распад, хаос, торжество бессмыслицы и несправедливости. Иногда лирический герой Камоэнса кажется подошедшим к «последней грани», достигшим пределов страдания.
Даже движение всеизменяющего времени направлено у него от первобытной пасторальной идиллии ко всеобщему разладу, от порядка к хаосу. Камоэнс, как до него Гораций, а после него Руссо, воспевал идеал блаженной сельской жизни. В заключительных строфах «Октав о несправедливом устройстве мира…» звучит гимн непритязательному, но полному духовных утех существования на лоне природы. Впрочем и пасторальная гармония представлена поэтом скорее как утопия, как недостижимый мираж, рядом с которым более реальным кажется другой исход - безумие:

Итак, сеньор, хоть нам порой страданья
Фортуна шлет, все чтут ее закон.
Свободен тот, кто чужд и чувств, и знанья,
Тот, кто способности желать лишен…

Лирика Камоэнса - лирика воспоминания, тоски по утраченному блаженству, созданная за сто лет до эпоса Мильтона и предвосхищающая многие, ситуации субъективно-созерцательной лирики романтиков. Поэт-изгнанник живет иллюзией присутствия утраченного в его воображении, идеалом, запечатленным в его сознании:

Ведь образ, благо светлое несущий,
Что у меня отобрано разлукой.
Дарит мне радость хоть в воображенье,
А потому я упиваюсь мукой,
Являющей мне каждое мгновенье
Вдали от вас ваш образ вездесущий.

* * *
Чего еще желать? Я с юных дней
Раздаривал любовь, но не всегда ли
Мне злобой и презреньем отвечали?
А вот и смерть - что требовать у ней?

Жизнь хочет жить - нет правила верней.
Страданья никого не убивали,
А там, превыше всей земной печали,
Прибежище нам есть от всех скорбей.

* * *
Но смерть не спросит о моем желанье:
Ни слез, ни горя нет в ее стране.
Всё потерял я в горьком ожиданье,

Зато враждой пресытился вполне.
До смерти мне осталось лишь страданье.
Для этого ль пришлось родиться мне?

СЕКСТИНА

Уходят от меня дни краткой жизни,
Коли могу еще сказать, что жив я;
Сколь время быстротечно, видят очи.

Скорблю о прошлом - и покуда в слово
Я скорби претворяю, дни проходят:
Минуют годы, остается горе.

О горькое мучительное горе!
Назвал я краткой жизнь - нет, в долгой жизни
Мне муки суждены, что не проходят.
Мне всё едино, мертв я или жив я.
К чему я плачу? И на что мне слово,
Коль обмануться не дают мне очи?
.................................
Я умираю в жизни, в смерти жив я,
Незрячи мои очи, немо слово;
Проходят купно радости и горе.

С другой стороны, в лирике Камоэнса звучат неоплатонические мотивы духовной красоты человека, сокрытой от суетных взоров непосвященных, темы вечности, бессмертия, небесного блаженства, любви, «бесценной красы». Отверженный и изгнанный, поэт оказывается избранником, вознесенным «над людской толпой». Любовная лирика Камоэнса совмещает в себе обе эти тенденции: абсурда бытия, разорванности сознания, драма отторженности и - безыскусного чуда любви, изысканности чувств, наполняющих его сонеты, элегии, канцоны и особенно редондилии и и мануэлино. С одной стороны, любовь обрекает поэта на неисцелимые душевные страдания (как Франческо Петрарка, он оплакивает смерть своей возлюбленной), но, с другой - составляет смысл его земного существования.

О, светлый сон, сладчайший, своевольный,
Продли еще обман блаженный свой!
Он в забытьи владел моей душой,
И пробудиться было б слишком больно…

Будучи человеком «из плоти и ощущений», певцом богини, которая привела корабли да Гамы в Индию и одарила мореплавателей брачным пиршеством на «Острове Любви», Камоэнс повествует о любви-страсти, об Эросе, царящем в мире, рождающем героев и ведущем к превращению влюбленного в предмет своей любви. В любовной лирике Камоэнса доминирует метафора, смысл которой: любящий - опора любимой.

Так, рядом с Камоэнсом-петраркистом, развившем в себе до необычайности дар духовного видения чистых идей, бессмертной красоты, встает Камоэнс - певец звучащего и сверкающего, пронизанного токами земных страстей, мира. Параллельное развитие в творчестве Камоэнса двух поэтических стилей нагляднее всего воплощает его внутреннюю противоречивость, выявляет тщетность усилий поэта воссоединить распавшиеся сферы бытия.

Каким же образом отблагодарила при жизни величайшего эпического поэта, фактического создателя современного португальского языка прославленная в «Лузиадах» страна? Несмотря на то, что поэма «Лузиады» получила всеобщее признание, поэт был вынужден провести остаток жизни в бедности и лишениях. Вернувшись в Португалию стариком, по словам современника, словно сошедшим со страниц дантова «Ада», он писал о себе:

Всё минуло. Но в сердце гнев залег
И боль о том, что ныне так далеко.
И понял я, состарившись до срока,
Что создан лишь для горя и тревог.

Вернувшись на родину «с больным сердцем и пустым кошельком», издавший национальный эпос (1572), который даже 400 лет спустя вызывает восхищение читателей, гений жил на мизерную пенсию, вчетверо меньшую среднего дохода плотника и назначенную сроком на… три года. Утратившего здоровье поэта выручала милостыня, добываемая мозамбикским мальчиком-слугой… Многие стихи Камоэнса, были опубликованы через несколько десятилетий после смерти поэта, а памятник Камоэнсу воздвигнут в Лиссабоне только через 260 лет (!) после смерти.
Бедность не отпустила Луиса де Камоэнса до конца жизни. Еще горше для него была утрата независимости Португалии в 1580 году: «Я умираю не только в Отечестве, но и с ним вместе», - страдальчески восклицал поэт незадолго до кончины. Последние месяцы его жизни были омрачены национальной катастрофой при Алкасар-Кебире в Марокко, за которой последовало присоединение Португалии к Испании. Поэт не дожил нескольких месяцев до падения Португалии, аннексированной в 1580 Филиппом II Испанским.

…Как будто нас отверг Всевышний Сам.
Всё ясное, обычное, простое,
Всё спуталось, и рухнули устои.
А жизни нет. Жизнь только снится нам.

Конец несчастьям и жизни Камоэнса положили лихорадка и эпидемия чумы, но и смертельная болезнь оказалась бессильной перед величием поэтического дара лучшего сына Португалии.
Прах Луиса де Камоэнса был захоронен в церкви святой Анны, но вскоре могила национального поэта была утрачена. Уже через 16 лет после его смерти, когда дон Гонсало Кутинью решил поставить надгробный камень на могиле национального поэта, место для него было выбрано только предположительно, а лиссабонское землетрясение 1755 года до основания разрушило саму церковь.
Когда триста лет спустя родина спохватилась, вспомнив о своих национальных героях, ей пришлось довольствоваться лишь предполагаемыми останками - я не говорю уж о том, что прах да Гамы, захороненный в Гоа, скорее всего, так и не был возвращен Португалии.
Б Белеме, одном из районов Лиссабона, в потрясающем по красоте монастыре Жеронимуш я посетил обе могилы национальных героев Португалии, Васко да Гамы - по левую руку и Камоэнса - по правую руку от гробницы короля Себастиана, но мало кто из туристов знает, что фактически обе могилы пусты: подлинную могилу Васко да Гамы я видел в Гоа, а могилу Луиса де Камоэнса - на месте бывшей церкви святой Анны. Королевские почести, отданные национальным героям с огромным опозданием (1880), обошлись даже без их праха…
Некоторые исследователи находят множество поразительных параллелей, мотивов, настроений, иногда даже интонаций лирики Камоэнса и поэзии Пушкина. Может быть, тут сказалась известная общность судеб? - вопрошает по этому поводу знаток португальской поэзии С.И.Пискунова, соединяя тем самым XVI век Португалии c XIX-м России. Правда здесь в том, что для Португалии и португалоязычных народов Камоэнс значит то же, что для русских Пушкин.
«Русским Камоэнсом» иногда называли Николая Гумилева. О Луисе Камоэнсе кто-то сказал слова, вполне подходящие к Гумилеву: «отважен и горд, влюбчив и вспыльчив». Да и многие юношеские стихи Гумилева - сборник «Путь конквистадора», поэма «Открытие Америки», стихотворение «Капитаны», во многом перекликаются с «Лузиадами» Луиса де Камоэнса.
Завершу эссе о славном сыне Португалии его знаменитой «Лестницей в вечность», столь созвучной моему миропониманию:

Меняются и время, и мечты,
Меняются, как время, представления.
Изменчивы под солнцем все явления,
И мир всечасно видишь новым ты.

Во всем и всюду новые черты,
Но для надежды нет осуществления.
От счастья остаются сожаления,
От горя - только чувство пустоты.

Уйдет зима, уйдут снега и холод,
И мир весной, как прежде, станет молод,
Но есть закон: всё обратится в тлен.

Само веселье слез не уничтожит,
И страшно то, что час пробьет, быть может,
Когда не станет в мире перемен.

Глава из книги И.И.Гарина "Непризнанные гении", цитирования указаны в тексте книги.

Рецензии

Странно я познакомилась с этим прекрасным поэтом. Мой будущий муж писал мне стихи. Я ими зачитывалась. Через много лет прочла эти стихи,они принадлежали Луису де Камоэнсу. Посмеялась над своей наивностью и поблагодарила мужа. Благодаря ему я узнала такие стихи!
Спасибо за воспоминания и встречи с любимым поэтом!

Дорогая Майя Владимировна, я познакомился с Луису де Камоэнсом на его родине в Португалии. В этой стране два национальных героя первой величины - это Луис де Камоэнс и Васко де Гама, гробницы которых находятся у входа в Жеронимуш (в лиссабонском предместье Санта-Мария-де-Белен), один из самых красивых - я бы сказал, сказочных по красоте - монастырей в мире. Что меня удивило, так это то, что на могиле Васко де Гама до этого я побывал в индийском Гоа, а до этого в потрясающем городе Кочине, где он умер в 1524 году. Выяснилось, что хотя тело Васко де Гама перевезено в Португалию еще в 1539-м, Индия так гордится этим человеком, что считает его могилу в Гоа подлинной. Что до Камоэнса, то это самый почитаемый поэт Португалии, мало чтимый при жизни, но ставший национальным достоянием страны после смерти. С его прахом тоже проблемы - он первоначально был захоронен в в церкви св. Анны, разрушенной до основания во время Лиссабонского землетрясения 1755 года. И только в 1880-м предполагаемые, но так и не идентифицированные останки величайшего поэта были с королевскими почестями перенесены в монастырь. Оказывается, что многие поэты становятся знаменитыми через сотни лет после смерти – этому, собственно, и посвящена моя книга «Непризнанные гении».
Ваш почитательинформацию о портале и связаться с администрацией .

Ежедневная аудитория портала Проза.ру - порядка 100 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более полумиллиона страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.