Счастливые девочки не умирают. Джессика Кнолл. Счастливые девочки не умирают Хорошие девочки не умирают читать

Я повертела нож в руках.

– А это «Шан». Он легче «Вустгофа», чувствуете?

Я тронула пальцем заостренную пяту лезвия и крепко сжала рукоять, которая быстро намокла и заскользила в руке, хотя была, по утверждению производителя, выполнена из нескользящего материала.

– По-моему, эта модель лучше прочих подходит такой…

Я подняла глаза на консультанта, приготовившись к эпитету, которым обычно награждают невысоких женщин, претендующих на худобу.

– …миниатюрной девушке, – закончил он и улыбнулся, полагая, что умело польстил. Нет чтоб сказать «стройная», «элегантная», «грациозная», – такой комплимент меня, пожалуй, обезоружил бы.

К рукояти ножа потянулась другая рука, гораздо светлее моей.

– Можно подержать?

Я снова подняла глаза – на своего жениха, стоящего рядом. Слово «жених» раздражало меня не так сильно, как следующее за ним. «Муж». Оно туго затягивало корсет, сдавливая внутренности, паникой сводило горло и заставляло сердце бешено колотиться, посылая сигнал тревоги. Я могла бы не разжимать пальцев. Легко и бесшумно всадить клинок из нержавеющей стали с никелевым покрытием (определенно, «Шан» – он мне больше понравился) прямо ему в живот. Консультант, надо полагать, лишь сдержанно ойкнет. А вот мамашка позади него, с сопливым карапузом на руках, завизжит во весь голос. Сразу видно скучающую истеричку (взрывоопасная смесь) – будет со слезами в голосе и злорадным ликованием в сердце пересказывать происшествие набежавшим репортерам.

Вечно готовая бить или бежать, я поскорей отдала нож, пока не успела нанести удар.

– Все это очень волнительно, – сказал Люк, когда мы вышли из посудного магазина на Пятьдесят девятую улицу и нас напоследок обдало ледяным воздухом из кондиционера. – Правда?

– Бокалы для красного вина мне очень понравились. – Я переплела пальцы с его пальцами, чтобы придать убедительности своим словам. Меня передергивало при мысли о «наборах». У нас неизбежно появятся шесть тарелочек для хлеба, четыре салатницы и восемь столовых тарелок, но их фарфоровое семейство никогда не пополнится и немым укором останется стоять на столе. Люк, несмотря на мои протесты, будет порываться упрятать их в буфет, но в один прекрасный день спустя много месяцев после свадьбы меня охватит непреодолимое желание поехать в центр города и ворваться, как боевая домохозяйка, в посудный магазин «Уильямс-Сонома», где мне с прискорбием сообщат, что посуду с орнаментом «Лувр» больше не выпускают.

– Зайдем в пиццерию? – предложила я.

Люк рассмеялся и ущипнул меня за бедро.

– И куда это все девается?

Моя рука, вложенная в его руку, напряглась.

– Уходит во время тренировок, наверное. Умираю с голоду! – Я соврала. Меня все еще мутило после обеда – сочного сэндвича с говядиной, необъятного, как список приглашенных на нашу свадьбу. – Пойдем в «Пэтсиз»? – как можно более непринужденно сказала я. На самом деле я давно мечтала ухватить треугольничек пиццы с толстыми тянущимися нитями белого сыра, которые приходится обрывать пальцами, стаскивая при этом кругляшок моцареллы с соседнего куска.

Эта дразнящая картинка стояла у меня перед глазами с прошлого четверга, когда мы решили, что в воскресенье наконец составим список гостей. («Все спрашивают, Тиф». – «Я знаю, мам, мы этим займемся». – «До свадьбы всего пять месяцев!»)

– Я не голоден. – Люк повел плечами. – Но если тебе хочется…

Как мило с его стороны.

Держась за руки, мы пошли по Лексингтон-авеню. Из магазина «Виктория сикрет» выбегали крепконогие тетки в светлых бриджах и ортопедических туфлях, груженные новинками, которые пока еще не завезли в Миннесоту. По тротуару проносились эскадроны длинноногих барышень с Лонг-Айленда. По их медовым икрам, как побеги плюща по стволу дерева, вились тонкие ремешки сандалий. Барышни на ходу окидывали взглядом Люка, потом меня. Придраться им было не к чему. Я на славу потрудилась, чтобы стать достойной соперницей. Мы свернули налево и, не доходя до Шестидесятой улицы, свернули направо. Когда мы пересекли Третью авеню и вошли в пустой ресторан, было всего пять часов пополудни. Беззаботные ньюйоркцы еще сидели за поздним завтраком. Когда-то я была одной из них.

– Столик на террасе? – спросила администратор зала. Мы кивнули. Она подхватила две карты меню с пустующего сервированного стола и жестом пригласила следовать за ней.

– Бокал «Монтепульчано», пожалуйста.

Администратор оскорбленно вздернула бровь, наверняка подумав про себя: «Я вам не официантка!», но я лишь мило ей улыбнулась: «Я к вам со всей душой, а вы? Ай-яй-яй, как не стыдно».

– Что вам? – обратилась она к Люку.

Я дернула плечом.

– Белым пиццу не запивают.

Белое приберегалось для тех вечеров, когда я чувствовала себя невесомой и привлекательной. Когда мне удавалось закрыть глаза на блюда из макарон, присутствующие в меню. Однажды для колонки в «Женском журнале» я написала такой совет: «Исследования подтверждают, что, закрывая карту меню после того, как сделан заказ, вы с большей вероятностью останетесь удовлетворены своим выбором. Поэтому без колебаний заказывайте камбалу на гриле, не то начнете пожирать глазами спагетти болоньезе». Лоло, моя начальница, подчеркнула фразу «пожирать глазами спагетти» и приписала: «Умора». Господи, я всей душой ненавижу камбалу на гриле!

– Итак, что нам осталось? – спросил Люк и откинулся на спинку стула, забросив руки за голову, будто собрался качать пресс. Кажется, он не осознавал, что эта фраза неизменно ведет к ссоре. У меня потемнело в глазах, но я поспешила унять гнев.

– Много чего. – Я принялась загибать пальцы. – Напечатать приглашения, меню, программки, гостевые карточки. Мне надо найти парикмахера, визажиста и продумать фасон платьев для подружек невесты. И еще раз обсудим свадебное путешествие – я не хочу в Дубай, вот не хочу, и всё. Знаю-знаю, – я подняла руки, прежде чем Люк успел вставить слово, – мы не можем проваляться весь отпуск на Мальдивах, пляж и пальмы быстро приедаются. Давай поедем на пару дней в Лондон или Париж?

Люк кивал с задумчивым видом. Веснушки, круглогодично обитавшие на его носу, к середине мая добирались до висков и оставались там до Дня благодарения. Мы с Люком встречались уже четыре года; с каждым годом, с каждым часом здорового, полезного активного отдыха – бег, серфинг, гольф, кайтинг – золотые веснушки на носу Люка множились, как раковые клетки. Одно время он и меня заразил нездоровой страстью к движению, эндорфинам, к жизни на полную катушку. Даже похмелье не могло лишить его бодрости. Раньше по субботам я ставила будильник на час дня, что неизменно приводило Люка в умиление. «Ты такая маленькая, спишь как сурок», – говаривал он, расталкивая меня после полудня. «Маленькая». Еще одно прилагательное, которое я не перевариваю в отношении себя. Когда меня наконец назовут худощавой?

В конце концов я рассказала ему все как есть. Мне требуется спать не меньше, чем другим людям. На самом деле, когда со стороны кажется, будто я вижу десятый сон, я не сплю. Не могу себе представить, чтобы я добровольно погрузилась в бессознательное состояние одновременно со всеми. Я засыпаю – и действительно сплю, а не лежу в полудреме, которой перебиваюсь в течение недели, – только когда из-за башни Свободы вырывается солнце, согнав меня на другой край кровати, когда сквозь сон слышно, как на кухне возится Люк, готовя омлет из белков, а соседи выясняют, чей черед выносить мусор. Когда я получаю обыденные подтверждения того, что жизнь скучна, заурядна и не может вселять страх, когда в ушах стоит неясный гул, – только тогда я могу заснуть.

– Надо каждый день заниматься чем-то одним, – заключил Люк.

– Люк, я каждый день чем-нибудь занимаюсь, и не одним, а всем сразу.

Ответ, вопреки моим намерениям, прозвучал резковато. Я не имела никакого морального права на резкость: мне действительно следует каждый день заниматься подготовкой к свадьбе, однако я тупо пялюсь в экран ноутбука и грызу себя за то, что не занимаюсь этим каждый день. И это отнимает куда больше времени и нервов, чем сама чертова подготовка к свадьбе, а значит, у меня есть право злиться в свое удовольствие.

Вообще-то один вопрос я все-таки держала под контролем.

– Ты себе не представляешь, как я намучилась с приглашениями!

Свадебную полиграфию поручили китаянке, тонкой, как тростинка, чья природная робость приводила меня в бешенство. Я забросала ее вопросами: правда ли, что напечатанные приглашения дешево выглядят? Заметят ли, если приглашения набрать шрифтом, а адреса написать от руки? Одно неверно принятое решение – и меня разоблачат. Я жила в Нью-Йорке уже шесть лет – что равнозначно обучению в магистратуре по специальности «Как легко и непринужденно выглядеть состоятельной особой и современной горожанкой». В первом же семестре выяснилось, что сандалии «Джек Роджерс», фетиш студенческих лет, буквально кричали: «Мой провинциальный колледж с гуманитарным уклоном навсегда останется для меня центром Вселенной!» Я перешла в новую систему координат, а потому выкинула на помойку свои белые, золотистые и серебряные пары. Затем пришло понимание, что свадебный салон «Клейнфельд», казавшийся таким роскошным и воплотившим в себе самый дух Нью-Йорка, на самом деле штампует безвкусные наряды для жительниц предместий. Лично я присмотрела небольшой бутик в Нижнем Манхэттене, где на вешалках с достоинством покоились тщательно отобранные модели от «Маркеса», «Рим Акра» и «Каролины Эррера». Чего уж говорить о темных переполненных клубах, где яростно ревет музыка, а вход огорожен красным канатом, за которым бычится дородный охранник. Разве уважающие себя горожане станут проводить там вечер пятницы? Нет, конечно: мы идем в дешевую забегаловку где-нибудь в Ист-Виллидж, заказываем порцию салата фризе за шестнадцать долларов и запиваем его водкой с мартини. При этом на ногах у нас задрипанные на вид ботинки «Рэг энд Боун» стоимостью четыреста девяносто пять долларов.

У меня ушло шесть долгих лет, чтобы достичь своего теперешнего положения: жених-финансист; имя, на которое всегда зарезервирован столик в модном ресторане «Локанда Верде»; сумочка от «Хлое» на сгибе локтя (не от «Селин», конечно, но и не чудовищный баул от «Луи Виттон», который некоторые выставляют напоказ как восьмое чудо света). Шесть лет я неспешно оттачивала мастерство. Но когда планируешь свадьбу, темпы обучения резко возрастают. Оглашаешь помолвку в ноябре, месяц входишь в курс дела, и тут как снег на голову: ресторан в деревенском стиле, где ты мечтала устроить свадебный банкет, вышел из моды, и теперь последний писк – это переоборудованные старые банковские здания, стоимость аренды которых стартует от двадцати тысяч долларов. Еще два месяца штудируешь журналы для молодоженов, советуешься с гомосексуалистами из «Женского журнала» – и случайно выясняешь, что современная девушка с хорошим вкусом ни за что не наденет свадебное платье без бретелек. Остается каких-то три месяца, чтобы найти свадебного фотографа, который не снимает претенциозных портретов (а такого днем с огнем не сыщешь), подобрать оригинальный фасон платья для подружек невесты и найти флориста, который отыщет летом анемоны, потому что пионы – это для дилетантов. Один неверный шаг – и сквозь умеренный искусственный загар проступит вульгарная итальяшка, которая шагу не умеет ступить. Я-то надеялась, что к двадцати восьми годам смогу расслабиться и завязать с самоутверждением. Однако с возрастом эта схватка становится все более ожесточенной.

– А ты до сих пор не передал каллиграфу адреса своих гостей, – сказала я, хотя втайне порадовалась возможности лишний день потерзать пугливую китаянку.

– Составляю, – вздохнул Люк.

– Мне нужны адреса на этой неделе, иначе каллиграф не успеет надписать конверты к сроку. Я уже месяц тебя прошу.

– Я был занят!

– А я, значит, не была?

Склока. Куда противней, чем жаркий скандал, сопровождаемый битьем посуды, разве нет? По крайней мере, после скандала можно заняться сексом прямо на полу кухни посреди впивающихся в спину осколков с орнаментом «Лувр». Ни один мужик не воспламенится желанием сорвать с тебя одежду после того, как ты желчно сообщишь, что он забыл смыть за собой в туалете.

Я судорожно сжимала и разжимала кулаки, представляя, будто из кончиков пальцев вырывается липкая паутина ярости. Ну же, говори!

– Извини. – Я вздохнула как можно более жалобно, чтобы придать больше весу своим словам. – Просто я очень устала.

Лицо Люка просветлело, словно невидимая рука стерла следы раздражения, вызванного моей резкостью.

– Сходи к врачу, пусть пропишет тебе снотворное.

Я покивала с согласным видом; снотворное – это слабость в форме таблеток. Что мне действительно нужно, так это вернуться в прошлое и заново пережить начало нашего романа, тот просвет, когда ночь ускользала от меня, но я, лежа в объятиях Люка, не стремилась за ней угнаться. Несколько раз, очнувшись в темноте, я видела, что даже во сне уголки губ Люка загнуты кверху. Его добродушие, словно отрава, которой мы обрабатывали летний домик его родителей на острове Нантакет, было действенным средством против неизбывного, тревожного ожидания катастрофы. Однако со временем – если говорить начистоту, около восьми месяцев назад, когда мы обручились, – бессонница вернулась. Я снова отпихивала Люка, когда он пытался вытащить меня на утреннюю пробежку по Бруклинскому мосту, – а мы неизменно бегали по субботам в течение почти трех лет. Чувства Люка не похожи на слюнявую щенячью любовь – он явно видит спад в наших отношениях, но, как ни странно, только сильнее ко мне привязывается. Он словно задался целью снова меня изменить.

Я не из тех самоотверженных женщин, которые якобы не догадываются о своей тихой красоте и своеобразном очаровании, однако было время, когда я все-таки недоумевала, что Люк во мне нашел. Я красивая. Красота дается мне нелегко, но исходное сырье хорошего качества. Я на четыре года младше его – хотя, конечно, жаль, что не на восемь. Я люблю «экспериментировать» в постели. И, хотя под «экспериментом» мы понимаем совершенно разные вещи, у нас, по меркам Люка, отпадный секс. Да, я хорошо представляю, чем могла его привлечь, но в любом баре средней руки полным-полно девушек ничем не хуже меня, улыбчивых, готовых опуститься перед Люком на карачки по первому его слову, размахивая блондинистой, отнюдь не крашеной гривой. Девушек, выросших в домиках из красного кирпича, окна которых забраны белыми ставнями, а задний фасад не обшит дешевыми панелями, как дом моих родителей. Однако ни одна из этих правильных девушек никогда не сможет дать Люку то, что даю я, – ощущение ходьбы по краю. Я – тот ржавый, замаранный клинок, который грозит распороть аккуратные швы, скрепляющие звездную жизнь Люка. И ему нравится ходить по краю, нравится играть с огнем. По правде говоря, он не хочет знать, на что я способна, какие раны могу нанести. В отношениях с Люком я всегда нащупывала границы, пробовала их на прочность, определяя, когда «еще терпимо», а когда – «уже слишком». Но я начинаю уставать.

Администратор со стуком поставила передо мной бокал, нарочно расплескав вино. Рубиновая жидкость заструилась по тонкой стеклянной ножке, собравшись у основания, как кровь, выступившая по краям огнестрельной раны.

– Пожалуйста! – скрипнула эта змея, одарив меня самой ядовитой усмешкой, какая только нашлась в ее арсенале.

Занавес взметнулся вверх, вспыхнули раскаленные софиты. Представление началось.

– О боже, – охнула я и постучала ногтем по передним зубам. – Кусок шпината. Прямо здесь.

Администратор стыдливо прикрыла рот рукой и покраснела чуть ли не до шеи.

– Спасибо, – промямлила она и исчезла.

Голубые глаза Люка округлились.

– Там ведь ничего не было.

Пригнувшись, я схлебнула винную лужицу прямо со стола, чтобы ни одна капля не упала на мои белые джинсы. Никогда не задевайте богатую белую стерву в белых джинсах.

– Не было. Я просто ее наколола.

Громкий хохот Люка был мне овацией. Он покачал головой.

– А ты, оказывается, та еще штучка!

– За работу флорист берет почасово. Договорись о фиксированной цене и не забудь внести это в контракт.

Утро понедельника. С моим растреклятым счастьем мне свезло очутиться в лифте с Элеонор Такерман, в девичестве Подальски, одним из редакторов «Женского журнала». Когда Элеонор не высасывала из меня талант, она исполняла роль знатока по вопросам светского этикета и организации свадеб. Элеонор вышла замуж год назад, но по сей день вспоминает о своей свадьбе с торжественной серьезностью, присущей обсуждению терактов одиннадцатого сентября или смерти Нельсона Манделы. Полагаю, это продлится до тех пор, пока она не залетит и не произведет на свет очередное сокровище нации.

– Что, правда? – спросила я, тихонько ахнув для пущего эффекта. Элеонор – художественный редактор и моя начальница – старше меня на четыре года. Мне надо расположить ее к себе. Это несложно. Женщины вроде нее всего-то и хотят, чтобы им заглядывали в рот и благоговейно внимали каждому их слову.

Элеонор серьезно, без тени улыбки, кивнула.

– Я перешлю тебе свой контракт, возьми его за образец.

Заодно узнаешь, как мы потратились, не договорила она, хотя вела именно к этому.

– Я тебе очень признательна, Элеонор, – выдохнула я, обнажив сверкающие отбеленные зубы. Двери лифта со звоном распахнулись, выпуская меня на свободу.

– Доброе утречко, мисс Фанелли, – приветствовал меня Клиффорд, игриво захлопав глазками, и даже не взглянул на Элеонор. У Клиффорда, который двадцать один год служил секретарем в «Женском журнале», было множество нелепых причин ненавидеть едва ли не всех сотрудников, изо дня в день проходящих мимо его стола. Грех Элеонор не только в том, что она совершенно невыносима. Однажды в редакцию принесли коробку печенья. Клиффорд не мог отлучиться от разрывающегося телефона и по «электронке» попросил Элеонор принести ему немного печенья и кофе, разбавленный молоком до цвета верблюжьей шерсти. Элеонор сидела на совещании и прочла сообщение с опозданием, когда от печений не осталось ни крошки. Правда, она все же принесла Клиффорду его драгоценный кофе цвета верблюжьей шерсти, но он надулся и с тех пор даже не здоровается с ней. «Жирная корова, небось сама всё умяла», – прошипел он мне в ухо после «инцидента». Я чуть не грохнулась от смеха, потому что не знаю никого костлявей Элеонор.

– Доброе утро, Клиффорд. – Я помахала ему. Мое обручальное кольцо заискрилось в ярком свете люминесцентных ламп.

– Вот это юбочка! – Клиффорд присвистнул, одобрительно взирая на кожаную мини-юбку тридцать шестого размера, в которую я втиснулась после вчерашнего «срыва». Комплимент был отвешен с расчетом на Элеонор: секретарь не упускал возможности продемонстрировать, какой он лапочка, если его не обижать.

– Спасибо, дорогуша, – ответила я и распахнула дверь перед Элеонор.

– Петух размалеванный, – буркнула Элеонор, достаточно громко, чтобы Клиффорд расслышал, и выжидающе глянула на меня. Если я смолчу, между нами разразится холодная война. Если засмеюсь – предам его.

Я вскинула руки и елейно произнесла:

– Я обожаю вас обоих.

Плотно прикрыв за собой дверь, я сообщила Элеонор, что возвращаюсь в фойе, – мне предстояло провести собеседование. Может, принести ей журнал и чего-нибудь пожевать?

– Батончик с мюсли и новый «Джи-Кью». Если есть, конечно.

Батончика ей хватит на целый день: на обед она поклюет орешки, на полдник – сушеные ягоды. Элеонор признательно мне улыбнулась, чего, разумеется, я и добивалась.


Большинство моих коллег машинально удаляют письма с заголовками «Разрешите пригласить вас на кофе», отправленные рвущимися в бой выпускницами колледжей, нахальными и перепуганными одновременно. Все эти девочки выросли на реалити-шоу о покорении издательского олимпа и потому все, как одна, хотели работать в модном журнале, когда вырастут. Бедняжки так огорчаются, услышав, что я не имею ни малейшего отношения к рубрике «Мода и стиль» («А «Красота и здоровье»?» – обиженно протянула одна, бережно, словно младенца, держа на коленях мамину сумочку от «Ив Сен-Лорана»). Мне доставляет удовольствие их подкалывать. «Единственное, что мне достается на дармовщинку, – это книжные гранки за три месяца до публикации. А вы что сейчас читаете?» И на их внезапно побледневших лицах тут же проступает ответ.

«Женский журнал» имеет богатую, овеянную легендами историю и знаменит тем, что валит в кучу высокие материи и ширпотреб. Образцы серьезной журналистики соседствуют здесь с отрывками из умеренно-глубокомысленных книг, а интервью с немногими по-настоящему успешными женщинами печатаются рядом со статьями о «женских проблемах» вроде планирования семьи, причем этот «политкорректный» термин изрядно действует Лоло на нервы. Впрочем, вышесказанное отнюдь не объясняет того, почему «Женский журнал» регулярно покупают около миллиона девятнадцатилетних барышень. Кстати, моим именем обычно подписана статейка «Девяносто девять способов смазать его агрегат», а не серьезное интервью с Валери Джарет, нынешней советницей президента. Лоло, наш главный редактор, эффектная асексуальная женщина, чье грозное присутствие вызывает у меня тревогу и одновременно наполняет чувством собственной значимости, относится ко мне с благоговейным трепетом пополам с брезгливостью.

Я повертела нож в руках.

— А это «Шан». Он легче «Вустгофа», чувствуете?

Я тронула пальцем заостренную пяту лезвия и крепко сжала рукоять, которая быстро намокла и заскользила в руке, хотя была, по утверждению производителя, выполнена из нескользящего материала.

— По-моему, эта модель лучше прочих подходит такой…

Я подняла глаза на консультанта, приготовившись к эпитету, которым обычно награждают невысоких женщин, претендующих на худобу.

— …миниатюрной девушке, — закончил он и улыбнулся, полагая, что умело польстил. Нет чтоб сказать «стройная», «элегантная», «грациозная», — такой комплимент меня, пожалуй, обезоружил бы.

К рукояти ножа потянулась другая рука, гораздо светлее моей.

— Можно подержать?

Я снова подняла глаза — на своего жениха, стоящего рядом. Слово «жених» раздражало меня не так сильно, как следующее за ним. «Муж». Оно туго затягивало корсет, сдавливая внутренности, паникой сводило горло и заставляло сердце бешено колотиться, посылая сигнал тревоги. Я могла бы не разжимать пальцев. Легко и бесшумно всадить клинок из нержавеющей стали с никелевым покрытием (определенно, «Шан» — он мне больше понравился) прямо ему в живот. Консультант, надо полагать, лишь сдержанно ойкнет. А вот мамашка позади него, с сопливым карапузом на руках, завизжит во весь голос. Сразу видно скучающую истеричку (взрывоопасная смесь) — будет со слезами в голосе и злорадным ликованием в сердце пересказывать происшествие набежавшим репортерам.

Вечно готовая бить или бежать, я поскорей отдала нож, пока не успела нанести удар.

— Все это очень волнительно, — сказал Люк, когда мы вышли из посудного магазина на Пятьдесят девятую улицу и нас напоследок обдало ледяным воздухом из кондиционера. — Правда?

— Бокалы для красного вина мне очень понравились. — Я переплела пальцы с его пальцами, чтобы придать убедительности своим словам. Меня передергивало при мысли о «наборах». У нас неизбежно появятся шесть тарелочек для хлеба, четыре салатницы и восемь столовых тарелок, но их фарфоровое семейство никогда не пополнится и немым укором останется стоять на столе. Люк, несмотря на мои протесты, будет порываться упрятать их в буфет, но в один прекрасный день спустя много месяцев после свадьбы меня охватит непреодолимое желание поехать в центр города и ворваться, как боевая домохозяйка, в посудный магазин «Уильямс-Сонома», где мне с прискорбием сообщат, что посуду с орнаментом «Лувр» больше не выпускают.

— Зайдем в пиццерию? — предложила я.

Люк рассмеялся и ущипнул меня за бедро.

— И куда это все девается?

Моя рука, вложенная в его руку, напряглась.

— Уходит во время тренировок, наверное. Умираю с голоду! — Я соврала. Меня все еще мутило после обеда — сочного сэндвича с говядиной, необъятного, как список приглашенных на нашу свадьбу. — Пойдем в «Пэтсиз»? — как можно более непринужденно сказала я. На самом деле я давно мечтала ухватить треугольничек пиццы с толстыми тянущимися нитями белого сыра, которые приходится обрывать пальцами, стаскивая при этом кругляшок моцареллы с соседнего куска. Эта дразнящая картинка стояла у меня перед глазами с прошлого четверга, когда мы решили, что в воскресенье наконец составим список гостей. («Все спрашивают, Тиф». — «Я знаю, мам, мы этим займемся». — «До свадьбы всего пять месяцев!»)

— Я не голоден. — Люк повел плечами. — Но если тебе хочется…

Как мило с его стороны.

Бывает, что книги привлекают тебя к покупке своей обложкой. Так у меня произошло и с этой книгой, изучая книжный интернет магазин я нашла у книги целых три обложки и именно это стало решающим фактором к ее покупке, стало интересно, что же за произведение переиздают уже в третий раз?

Так о чем же эта книга?

От прошлого не спастись, но Тифани верит, что на какое-то время удастся от него сбежать. Она ведет колонку в известном журнале и планирует свадьбу с любимым мужчиной, когда на ее след выходят местные репортеры. Они жаждут сенсаций, а еще – откровений, которые могли бы пролить свет на страшную трагедию, унесшую жизни нескольких человек. Трагедию, которая разрушила десятки семей, а Тифани чуть не сделала убийцей.

Нам предстоит окунуться в прошлое героини. Мы увидим все так, словно были с ней рядом: частная школа, долгожданная вечеринка, мальчик в лесу, безнаказанность и жестокость… И мгновение в столовой, разделившее ее жизнь на "до" и "после".

Роман начинается с того, что главная героиня Тифани (сократившая свое имя до Ани) готовится к свадьбе с довольно таки богатым молодым человеком Люком, свадьба должна состоятся вот-вот, но вот чем больше читаешь эту книгу тем больше понимаешь что не все так радужно в это паре, точнее сказать уже с первых глав автор знакомит нас с девушкой, которая выходит замуж ради статуса, и все это при том, что в ее жизни уже была ситуация когда именно это ее стремление обернулось для нее трагедией..... На протяжении книги мнение о главной героине полностью меняется, частично к ней даже начинает появляться жалость и понимание ее системы мировозрения.....

Я уставилась в одну точку и попыталась подобрать слова.

– Когда я с Люком, на меня накатывает… беспросветное одиночество. – Я провела пальцем под глазами. – Он не плохой человек. Просто ему не дано меня понять. Да и кому это дано? Со мной нелегко; может быть, я и не заслуживаю ничего лучшего. Кроме того, у Люка много других достоинств. Быть с ним – своего рода гарантия.

– Гарантия?

Эндрю скривился.

– У меня есть пунктик, – сказала я, постучав пальцами по виску, – что меня никто не сможет обидеть, если я буду Ани Харрисон. Это Тифани Фанелли можно раздавить, как жука, а с Ани Харрисон такой номер не пройдет.

Сразу хочу сказать шедевром эта книга мне не показалась, скорее я бы назвала ее морально неприятной и тяжелой. Повествование ведется как бы в двух временах. Параллельно автор, чередуя главы рассказывает историю современной Ани, которая готовится к свадьбе и одновременно соглашается сняться для документальной передачи, рассказав о трагедии, произошедшей в школе, когда ей было четырнадцать лет, а так же саму историю глазами девушки-подростка Тифани.

Основной линией в этой книге идет наглядная картина подростковой жестокости, не хочу открывать сюжет этой книги т.к это будет спойлер, но меня поразила деградационное направление молодежи Америки, жестокость присутствующая в книге.... да и не только молодежи если честно....

По окончании осмотра мне велели подождать. У меня на языке вертелся один-единственный вопрос, но я не осмеливалась задать его, пока врач не взялась за ручку двери.

– Скажите… это изнасилование, если не можешь припомнить, как все произошло?

Ее губы приоткрылись, и мне показалось, что она испуганно ахнет, однако она лишь чуть слышно проговорила: «Это вне моей компетенции» и беззвучно выскользнула из кабинета.

Что бы было понятен мой шок, это диалог 14-ней девочки и медсестры.......

В последнее время видимо стало модным писать и затрагивать темы подростковой жестокости, равнодушие к другим людям, стоит только посмотреть большинство американских фильмов и сразу становится понятна система американского подросткового мышления....

Не хочу ругать книгу, она совсем не плохая, в ней есть многие моменты которые бы не мешало прочитать современной молодежи, но конечно уже в более сознательном возрасте, думаю, что многие моменты, описанные в книге показали бы им недостатки и неправильность такого поведения.... но это мое личное мнение.....

Долго колебалась какую оценку поставить этой книге, и все же решила поставить четверку, но не потому что она чем то плоха, скорее это не мой жанр произведения, я не слишком люблю читать такие книги, ну если только для встряски из своей привычной книжной скорлупы.

    Оценил книгу

    «Хранители секретов ждут не дождутся, пока из них клещами вытянут тайное знание, скрывать которое нет больше сил»

    Я совсем не люблю подростковые истории, наполненные грязью и жестокостью, где главные герои прожигают свою жизнь, в которой разыгрываются нешуточные драмы под лозунгом “sex, drugs & rock’n’roll”, хотя, вполне вероятно, что такие истории правдоподобнее и будут ближе нынешним подросткам. И вот эта история как раз такого типа. И несмотря на мою неприязнь иногда я читаю такие книги на досуге, дабы выйти из зоны комфорта и совсем уж не отставать от новинок книжного мира. Если честно, на эту книгу я обратила внимания благодаря интригующей аннотации, а теперь, дочитав уже книгу до конца, могу сказать, что история меня не разочаровала и не оставила равнодушной. Правда, история не произвела «эффекта разорвавшейся бомбы», как обещала надпись на обложке книги. Но я целиком и полностью погрузилась в эту историю и читала не отрываясь, правда ближе к концу она стала раздражать.

    Ани Фанелли двадцать девять лет, она живет в Нью-Йорке, ведет свою колонку в популярном журнале, собирается замуж за красивого и богатого молодого человека по имени Люк. Все в жизни Ани прекрасно. Ну, почти всё. Местные репортеры захотели снять фильм о трагедии, произошедшей четырнадцать лет назад, дабы пролить на эту историю свет и выяснить, что же произошло тогда на самом деле. И от лица Ани мы вспоминаем прошлое, когда Ани звали Тифани, и она рассказывает читателям всю историю от начала и до конца, благодаря чему правда наконец-то выходит наружу.

    Роман написан от первого лица, от чего возникает ощущение реальности, документальности истории, будто героиня обращается именно к читателю. Роман поделен на две части: настоящее (в котором Ани готовится к свадьбе) и прошлое (где Тифани вспоминает свои школьные годы).

    Автор поднимает в романе две актуальные и злободневные в наше время подростковые проблемы. Если к первой проблеме автор подводила нас с первых же глав, то появление второй оказалось для меня легким шоком, если честно, не ожидала увидеть ее на страницах романа, но, как оказалось на задней стороны обложке есть некая подсказка. На какой-то момент вторая линия показалась мне лишней, но затем, я поняла, что она даже сильнее, драматичнее и напряженнее, чем первая.

    Главная героиня Тифани с первых и до последних страниц вызывает чувство отвращения, несмотря на трагедию, случившуюся в ее жизни, ее внутренний мир полон желчи. Ее совсем ни капельки не жаль, как говорят в народе, за что боролась, на то и напоролась. Тифани – ядовитая, циничная, высокомерная и жутко раздражающая главная героиня, читая книгу и узнавая ее ближе, возникает чувство гадливости, будто соприкасаешься с чем-то мерзким. Обозленная на весь мир женщина, и нельзя сказать, что так ее изменила трагедия, она всегда была глупой и отвратительной личностью, и я не понимаю, как ее учитель заметил в ней что-то хорошее, ведь она настоящая дрянь, которая готова разрушить все на своем пути. Я заметила, что многие современные авторы пытаются сделать из своих героинь вторую Эми – эдакие стервы, которые всех и всё ненавидят, но постоянно улыбаются и притворяются. Но авторы не понимают, что у них получается дешевая подделка. Хотя про злых героинь интереснее читать, даже если они и вызывают неприятные чувства.

    Об этой истории очень трудно рассказывать без сполейров, просто невозможно выразить все свои эмоции, не коснувшись основных проблем поднятых в романе. А история впечатлила и вызвала бурю эмоций, оставила после себя целый ворох размышлений, честно говоря, меня задела тема романа, я бы даже сказала, она меня разозлила, а это уже большой плюс. Хотя роман написан просто ужасным, примитивным языком, да и несмотря на сильную тему романа, ему не хватило глубины, слишком поверхностным он оказался, кроме главной героини ни один герой не прописан так, чтобы почувствовать его настоящим, мне до конца были непонятны их эмоции, мотивы, поступки. Но сама история интересная и продумана хорошо, хотя ближе к финалу она немного сдулась. События в книге развиваются стремительно, сюжет не стоит на месте, но должна сказать, что в книге много ненужных размышлений героини о том какая она жирная, почти каждая глава посвящена тому, как она мучает себя голодом, а потом жалуется что хочет «жрать». Книгу можно было бы сократить и убрать все эти ненужные мелочи, так как надо признать, несмотря на то, что в книге постоянно что-то происходит, все-таки важных событий очень мало.

    Немного спойлеров, касающихся трагедий произошедших в жизни Тифани.
    Можете меня сейчас возненавидеть, но мне абсолютно не жаль таких девушек как Тифани, озабоченных идиоток, которые сами ищут приключений на свою пятую точку, которые идут на вечеринку к малознакомым, не внушающим доверия парням, напиваются там в хлам, дабы доказать какие они крутые девчонки, а наутро удивленно хлопая глазами говорят «ой, а меня изнасиловали». Но! Безусловно, я считаю этих девочек жертвами обстоятельств, так как ни один мужчина не имеет права домогаться девушки, даже если она вульгарно одевается и аморально себя ведет, и особенно не имеют права, если она в невменяемом состоянии. Это омерзительно, и таких людей мужчинами назвать язык не поворачивается! Но просто я ни капли не испытываю к этим девушкам сочувствия, к такому легкомысленному поведению. Ведь такие ситуации происходят сплошь и рядом, неужели чужой опыт ничему не учит? Неужели нельзя включить мозг? Неужели у этих девушек не просыпается инстинкт самосохранения? Неужели они думают, что с ними такого не может произойти, и фортуна будет на их стороне. Я бы пожалела Тифани, если после всего происходящего она забила бы тревогу, обратилась в полицию или просто вынашивала план мести, но вместо этого она идёт со своими насильниками в кафе, смеется над их тупыми шутками, следом идет на такую же вечеринку, где обкуривается, ее чуть повторно не насилуют. И все это время она жалеет, что на нее не обращает внимания другой насильник и делает все возможное, чтобы тусоваться в их компании, лишь бы не потерять свою популярность. Я понимаю, некоторые жертвы изнасилования не желают огласки, но где же справедливость? Итог: Тифани не жертва, а дура! Если честно, даже хотелось бы, что в ее жизни произошла встряска, и она наконец-то начала бы пользоваться мозгами, ведь какой нормальный человек ведет себя так? А так же очень жаль, что родители не смогли дать ей нормального воспитания, а после трагедии отвернулись от нее, ведь в этом есть и их вина.
    Вторая проблема касается издевательств в школе, с чем до сих пор сталкиваются многие подростки. До чего могут дойти дети, которых травят в школе? И можно ли простить ребенка за убийство людей, которые его обижали, оправдан ли такой поступок? Тему автор развил неважно, отчего невозможно проникнуться этой историей, например как романом Джоди Пиколт. Не захватывает!

    Финал получился скомканным и не таким напряженным, как хотелось бы. Он не поразил и даже оставил после себя какое-то странное чувство, однако он доказывает, что каждый имеет право на счастье, и если человек захочет, то может изменить себя и свою жизнь к лучшему, и правда рано или поздно восторжествует, каждый получит свое наказание.

    Как уже известно, права на экранизацию приобретены Риз Уизирспун, и думаю, эта история будет гармоничнее и эффектнее смотреться в кино, чем как художественное произведение. На роль повзрослевшей Тифани на мой взгляд идеально подошла бы Линдси Лохан.

    Должна признать что, хоть история впечатлила, но данная книга ширпотреб-однодневка, которую прочитаешь и забудешь через пару дней, шедевром книгу точно не назовешь. Прочитав, думаешь, вроде бы книга о многом и ни о чем одновременно.

    Книгу будет полезно прочитать подросткам, что девочкам, что мальчикам, думаю, многие смогут узнать себя в героях романа, и может это им поможет избежать многих ошибок и увидеть чужими глазами до чего могут довести пьяные тусовки и издевательства. А так же книга отлично подойдет их родителям, поможет понять своих деток пока не стало поздно, пока они не скажут себе «я абсолютно не знаю своего ребенка».

    Оценил книгу

    Я очень люблю книги-толстячки), страниц от 400 и больше...и конечно не смогла пройти мимо 480 страниц да еще с такой мощной психологической составляющей, которые гарантировали отзывы:
    "Поціновувачі "Загубленої" та "Дівчини у потягу" будуть в захваті від "ідеальної книги для початку літа" Різ Візерспун описала "Найщасливішу..." як одну з тих книжок, від яких просто неможливо відірватися..." и аннотация о девочке-подростке в престижной школе, которая когда-то была раздавлена каким-то происшествием и это сломало ее как личность. И вот, спустя много лет, она невеста аристократического жениха, с огромным бриллиантом на пальце, преуспевающая журналистка в модном журнале..., но есть одно НО , то, что похоронено в ее прошлом....
    ...первые 80-100 страниц это было откровенно скучно. Эдакая смесь "Американского психопата" и сериала "Секс и город" с нытьем "ОООО, У МЕНЯ ЕСТЬ ТАЙНА! и она такая тайная....." и вот случился прорыв, когда Джессика Нолл наконец решила окунуть читателя в школьную жизнь ГГ, показать отношения в семье, отца к матери, матери к дочери. И постепенно начинается погружение в подростковый ад.
    Тебе 14 лет, а у тебя фигура уже как у вполне зрелой женщины с грудью третьего размера, это внешне, а душа-то ребенка наивная, жаждущая любви, признания сверстников и принятия в стаю...гормоны играют, как безумные и хочется быть смелой и так легко поймать "на слабо" ...кто не помнит это состояние?
    Мать...мать в свои почти сорок, до сих пор желает быть принятой в стаю, в стаю богатых и роскошных, но кошелек не позволяет, а так хочется...долги? кредиты? что ни сделаешь ради любимой дочери...? а может и не дочери? может ради того, чтобы ты была допущена в тусовку... поэтому и появляется на горизонте эта суперррр-престижная в дорогом районе школа Бейли со всеми прилагающимися "хвостами" вроде компании популярных и безбашенных со своими многочисленными тараканами в голове...
    А дальше все как в страшном кино.

    спойлер Групповое изнасилование. Молчаливая позиция жертвы. Поиски таких же друзей-жертв. И, наконец, массовое убийство.свернуть

    Девочка выросла. И нашла себе защиту в виде кольца с бриллиантом, теперь ее стоимость на рынке чрезвычайно высока и теперь с ней ТОЧНО никогда ничего плохого не произойдет...
    или нет?

    Книга построена на порядке - одна глава в настоящем времени и одна в прошедшем. Изначально малопонятно, какая именно трагедия случилась с главной героиней, но в конце книге, истории складываются в одну большую мозаику под названием жизнь. Читать данное произведение я бы советовала именно девушкам, ведь такие сложные жизненные ситуации часто встречаются на жизненном пути именно юным дамам. Часто ради расположения влиятельного друга, человек идет на самые дерзкие и отчаянные поступки, не всегда думая о последствиях. Стоит ли внимание коллег, одноклассников, начальства, других лиц потери «собственного лица»? Не думали об этом? После прочтения книги, вы по-другому взгляните на данный жизненный аспект.

    Книга трудная для прочтения тем, что не каждый сможет прочитать про безнравственные деяния детей. Ведь многие говорят "Дети - это святое", но увы, мы уже вышли из того века, где это было действительно так. Сейчас дети способны на аморальные, незаконные поступки...

    Согласитесь, начало истории знакомо всем. Жажда популярности. И не важно, какой ценой она достается. Наша героиня в какой-то степени тоже имеет свою вину, ведь один поступок влечет за собой и другие. Но что сделано, то сделано. В будущем она, как мне кажется, поняла все, совершенные ею ошибки. В конце она перестанет прятаться за выдуманным щитом в роле жениха и начнет жизнь, как говориться с чистого листа.

    Поэтому, отложив в сторону все дела, начинайте читать книгу. Вы не сможете от нее оторваться. Со всеми, кто начал читать, именно так и происходит. Джессика Кнолл смогла написать трогательную и одновременно драматичную историю, которая раскроет перед людьми данную актуальную тему.

Джессика Кнолл

Счастливые девочки не умирают

Я повертела нож в руках.

А это «Шан». Он легче «Вустгофа», чувствуете?

Я тронула пальцем заостренную пяту лезвия и крепко сжала рукоять, которая быстро намокла и заскользила в руке, хотя была, по утверждению производителя, выполнена из нескользящего материала.

По-моему, эта модель лучше прочих подходит такой…

Я подняла глаза на консультанта, приготовившись к эпитету, которым обычно награждают невысоких женщин, претендующих на худобу.

- …миниатюрной девушке, - закончил он и улыбнулся, полагая, что умело польстил. Нет чтоб сказать «стройная», «элегантная», «грациозная», - такой комплимент меня, пожалуй, обезоружил бы.

К рукояти ножа потянулась другая рука, гораздо светлее моей.

Можно подержать?

Я снова подняла глаза - на своего жениха, стоящего рядом. Слово «жених» раздражало меня не так сильно, как следующее за ним. «Муж». Оно туго затягивало корсет, сдавливая внутренности, паникой сводило горло и заставляло сердце бешено колотиться, посылая сигнал тревоги. Я могла бы не разжимать пальцев. Легко и бесшумно всадить клинок из нержавеющей стали с никелевым покрытием (определенно, «Шан» - он мне больше понравился) прямо ему в живот. Консультант, надо полагать, лишь сдержанно ойкнет. А вот мамашка позади него, с сопливым карапузом на руках, завизжит во весь голос. Сразу видно скучающую истеричку (взрывоопасная смесь) - будет со слезами в голосе и злорадным ликованием в сердце пересказывать происшествие набежавшим репортерам.

Вечно готовая бить или бежать, я поскорей отдала нож, пока не успела нанести удар.

Все это очень волнительно, - сказал Люк, когда мы вышли из посудного магазина на Пятьдесят девятую улицу и нас напоследок обдало ледяным воздухом из кондиционера. - Правда?

Бокалы для красного вина мне очень понравились. - Я переплела пальцы с его пальцами, чтобы придать убедительности своим словам. Меня передергивало при мысли о «наборах». У нас неизбежно появятся шесть тарелочек для хлеба, четыре салатницы и восемь столовых тарелок, но их фарфоровое семейство никогда не пополнится и немым укором останется стоять на столе. Люк, несмотря на мои протесты, будет порываться упрятать их в буфет, но в один прекрасный день спустя много месяцев после свадьбы меня охватит непреодолимое желание поехать в центр города и ворваться, как боевая домохозяйка, в посудный магазин «Уильямс-Сонома», где мне с прискорбием сообщат, что посуду с орнаментом «Лувр» больше не выпускают.

Зайдем в пиццерию? - предложила я.

Люк рассмеялся и ущипнул меня за бедро.

И куда это все девается?

Моя рука, вложенная в его руку, напряглась.

Уходит во время тренировок, наверное. Умираю с голоду! - Я соврала. Меня все еще мутило после обеда - сочного сэндвича с говядиной, необъятного, как список приглашенных на нашу свадьбу. - Пойдем в «Пэтсиз»? - как можно более непринужденно сказала я. На самом деле я давно мечтала ухватить треугольничек пиццы с толстыми тянущимися нитями белого сыра, которые приходится обрывать пальцами, стаскивая при этом кругляшок моцареллы с соседнего куска. Эта дразнящая картинка стояла у меня перед глазами с прошлого четверга, когда мы решили, что в воскресенье наконец составим список гостей. («Все спрашивают, Тиф». - «Я знаю, мам, мы этим займемся». - «До свадьбы всего пять месяцев!»)

Я не голоден. - Люк повел плечами. - Но если тебе хочется…

Как мило с его стороны.

Держась за руки, мы пошли по Лексингтон-авеню. Из магазина «Виктория сикрет» выбегали крепконогие тетки в светлых бриджах и ортопедических туфлях, груженные новинками, которые пока еще не завезли в Миннесоту. По тротуару проносились эскадроны длинноногих барышень с Лонг-Айленда. По их медовым икрам, как побеги плюща по стволу дерева, вились тонкие ремешки сандалий. Барышни на ходу окидывали взглядом Люка, потом меня. Придраться им было не к чему. Я на славу потрудилась, чтобы стать достойной соперницей. Мы свернули налево и, не доходя до Шестидесятой улицы, свернули направо. Когда мы пересекли Третью авеню и вошли в пустой ресторан, было всего пять часов пополудни. Беззаботные ньюйоркцы еще сидели за поздним завтраком. Когда-то я была одной из них.

Столик на террасе? - спросила администратор зала. Мы кивнули. Она подхватила две карты меню с пустующего сервированного стола и жестом пригласила следовать за ней.

Бокал «Монтепульчано», пожалуйста.

Администратор оскорбленно вздернула бровь, наверняка подумав про себя: «Я вам не официантка!», но я лишь мило ей улыбнулась: «Я к вам со всей душой, а вы? Ай-яй-яй, как не стыдно».

Что вам? - обратилась она к Люку.

Я дернула плечом.

Белым пиццу не запивают.

Белое приберегалось для тех вечеров, когда я чувствовала себя невесомой и привлекательной. Когда мне удавалось закрыть глаза на блюда из макарон, присутствующие в меню. Однажды для колонки в «Женском журнале» я написала такой совет: «Исследования подтверждают, что, закрывая карту меню после того, как сделан заказ, вы с большей вероятностью останетесь удовлетворены своим выбором. Поэтому без колебаний заказывайте камбалу на гриле, не то начнете пожирать глазами спагетти болоньезе». Лоло, моя начальница, подчеркнула фразу «пожирать глазами спагетти» и приписала: «Умора». Господи, я всей душой ненавижу камбалу на гриле!

Итак, что нам осталось? - спросил Люк и откинулся на спинку стула, забросив руки за голову, будто собрался качать пресс. Кажется, он не осознавал, что эта фраза неизменно ведет к ссоре. У меня потемнело в глазах, но я поспешила унять гнев.

Много чего. - Я принялась загибать пальцы. - Напечатать приглашения, меню, программки, гостевые карточки. Мне надо найти парикмахера, визажиста и продумать фасон платьев для подружек невесты. И еще раз обсудим свадебное путешествие - я не хочу в Дубай, вот не хочу, и всё. Знаю-знаю, - я подняла руки, прежде чем Люк успел вставить слово, - мы не можем проваляться весь отпуск на Мальдивах, пляж и пальмы быстро приедаются. Давай поедем на пару дней в Лондон или Париж?

Люк кивал с задумчивым видом. Веснушки, круглогодично обитавшие на его носу, к середине мая добирались до висков и оставались там до Дня благодарения. Мы с Люком встречались уже четыре года; с каждым годом, с каждым часом здорового, полезного активного отдыха - бег, серфинг, гольф, кайтинг - золотые веснушки на носу Люка множились, как раковые клетки. Одно время он и меня заразил нездоровой страстью к движению, эндорфинам, к жизни на полную катушку. Даже похмелье не могло лишить его бодрости. Раньше по субботам я ставила будильник на час дня, что неизменно приводило Люка в умиление. «Ты такая маленькая, спишь как сурок», - говаривал он, расталкивая меня после полудня. «Маленькая». Еще одно прилагательное, которое я не перевариваю в отношении себя. Когда меня наконец назовут худощавой?

В конце концов я рассказала ему все как есть. Мне требуется спать не меньше, чем другим людям. На самом деле, когда со стороны кажется, будто я вижу десятый сон, я не сплю. Не могу себе представить, чтобы я добровольно погрузилась в бессознательное состояние одновременно со всеми. Я засыпаю - и действительно сплю, а не лежу в полудреме, которой перебиваюсь в течение недели, - только когда из-за башни Свободы вырывается солнце, согнав меня на другой край кровати, когда сквозь сон слышно, как на кухне возится Люк, готовя омлет из белков, а соседи выясняют, чей черед выносить мусор. Когда я получаю обыденные подтверждения того, что жизнь скучна, заурядна и не может вселять страх, когда в ушах стоит неясный гул, - только тогда я могу заснуть.

Надо каждый день заниматься чем-то одним, - заключил Люк.

Люк, я каждый день чем-нибудь занимаюсь, и не одним, а всем сразу.

Ответ, вопреки моим намерениям, прозвучал резковато. Я не имела никакого морального права на резкость: мне действительно следует каждый день заниматься подготовкой к свадьбе, однако я тупо пялюсь в экран ноутбука и грызу себя за то, что не занимаюсь этим каждый день. И это отнимает куда больше времени и нервов, чем сама чертова подготовка к свадьбе, а значит, у меня есть право злиться в свое удовольствие.

Вообще-то один вопрос я все-таки держала под контролем.

Ты себе не представляешь, как я намучилась с приглашениями!

Свадебную полиграфию поручили китаянке, тонкой, как тростинка, чья природная робость приводила меня в бешенство. Я забросала ее вопросами: правда ли, что напечатанные приглашения дешево выглядят? Заметят ли, если приглашения набрать шрифтом, а адреса написать от руки? Одно неверно принятое решение - и меня разоблачат. Я жила в Нью-Йорке уже шесть лет - что равнозначно обучению в магистратуре по специальности «Как легко и непринужденно выглядеть состоятельной особой и современной горожанкой». В первом же семестре выяснилось, что сандалии «Джек Роджерс», фетиш студенческих лет, буквально кричали: «Мой провинциальный колледж с гуманитарным уклоном навсегда останется для меня центром Вселенной!» Я перешла в новую систему координат, а потому выкинула на помойку свои белые, золотистые и серебряные пары. Затем пришло понимание, что свадебный салон «Клейнфельд», казавшийся таким роскошным и воплотившим в себе самый дух Нью-Йорка, на самом деле штампует безвкусные наряды для жительниц предместий. Лично я присмотрела небольшой бутик в Нижнем Манхэттене, где на вешалках с достоинством покоились тщательно отобранные модели от «Маркеса», «Рим Акра» и «Каролины Эррера». Чего уж говорить о темных переполненных клубах, где яростно ревет музыка, а вход огорожен красным канатом, за которым бычится дородный охранник. Разве уважающие себя горожане станут проводить там вечер пятницы? Нет, конечно: мы идем в дешевую забегаловку где-нибудь в Ист-Виллидж, заказываем порцию салата фризе за шестнадцать долларов и запиваем его водкой с мартини. При этом на ногах у нас задрипанные на вид ботинки «Рэг энд Боун» стоимостью четыреста девяносто пять долларов.